Бог – что захочет, человек – что сможет

Отойдя от берега метров на пятьдесят, спустили за борт камень, обвязанный верёвкой и притороченный к корме. Принялись разматывать удочки. Зачем они взяли по три удилища, так и не понял. Едва червяк на моём приспособлении для вылавливания плещеевской плотвы и подлещиков погрузился в воду, как поплавок пошёл вглубь. Над водой, когда потянул на себя леску, появилась мерная, сто пятидесятиграммовая плотвица. Она добровольно, не дергаясь, не выпрыгивая из воды, потянулась ко мне и плавно по воздуху перенеслась в лодку. И пошло, пошло – всё в том виде и образе. Забрасываю леску, поплевав на побывавшего во рту у рыбы, но сохранившего живость червяка, и через несколько секунд тяну на борт вторую плотвицу. Очевидно, наша лодка стояла среди несметного косяка плещеевской плотвы. Лески захватистых рыбаков то и дело проносили у меня над головой серебрящихся в лучах утреннего солнца плотвиц и подлещиков. Только успевай увёртываться, чтобы не получить пощёчину от подцепленной на крючок хозяйки Плещеева озера или, хуже того, не быть самому пойманным на крючок. Рыбины то и дело срывались и смачно плюхались в тёплую, ласковую воду – их родную стихию.

Никольский, сидя на берегу с этюдником, поглядывал на нас и хохотал – рыбалка напоминала эпизод кинокомедии.

Никогда, ни раньше ни позже, такой рыбалки не выпадало на мою долю. За какой-нибудь час трое рыбарей заполнили днище лодки обильным уловом – ступить было некуда, по щиколотку всюду скользкая плотва, колючие ерши и окуни, плоские подлещики. Внезапно, не сговариваясь, бросили это азартное занятие, подняли со дна камень, служивший якорем, тронулись к берегу и вскоре, шагнув за борт, оказался я на золотящемся песчаном пляже.

Стоя по щиколотку в тёплой прозрачной воде, стал вглядываться в далёкий противоположный берег. Рыбачьи лодки там, в прозрачном утреннем просторе северо-восточного прибрежья, настолько хорошо видны, что различимы забрасываемые и извлекаемые из глубины сети. Ближе к озёрной кромке по пояс в воде стояли люди. Ярко встала в памяти богатырская фигура бредущего в цепи ловящих неводом рыбу молодого князя Александра. Видение это подкинула память – ожившие кадры фильма Эйзенштейна «Александр Невский». Мог ли я предположить, что некая могучая влекущая сила в скором времени поднимет и вознесёт меня на прибрежные холмы, что виднелись на противоположном, северо-восточном берегу Плещеева озера, в деревню Криушкино, которая находится менее чем в версте от Александровой горы.

Кто создал выдающийся литературный памятник Древней Руси «Житие Александра Невского»? Ответ в самом «Житии»: содержание, идейная нагрузка, стилистика, лексика и как минимум две трети текста это подаваемая от третьего лица живая, подлинная речь самого Александра Невского. Конечно, «Житие» не автобиография, но в этом случае, выходит, сам вроде как не писал, а слышим, видим, ощутим с его разумом и плотью святой благоверный великий князь Александр Ярославович Невский.

Век живи, век учись – дураком умрёшь! Нехитрая поговорка, эдакое простодушное самобичевание в ней. С чего это сам себя в простофили записываю? С досады, думаю, это происходит. Мне вот что обидно: тридцать лет тому назад со старанием, благо была возможность (получал я как номенклатурный чиновник Госкомиздата информационный бюллетень, по которому всё, что твоей душе угодно из вышедших в стране дефицитных книг, можно было приобрести – благая для меня гримаса социализма.) Так вот, в начале восьмидесятых регулярно выкупал я книги серии «Памятники литературы Древней Руси». Необходимость погрузиться в литературные первоисточники, скажем XIII века, возникла только сейчас, осенью 2010 года, когда меня решительно покорила, захватила и унесла в тринадцатый век биография святого благоверного князя Александра Невского. Обидно, тридцать лет на полке моей домашней библиотеки лежал по-настоящему не востребованным сборник «Памятники литературы Древней Руси XIII века». Листал ненароком, но не читал, не вникал.

В некоторых случаях, оказалось, судил о древних литературных памятниках, как сущий варвар. Априори, верхоглядски полагал, что жития святых – это средневековые фантазии в духе клерикализма Встав перед необходимостью постижения с возможной полнотой биографии православного святого Александра Невского, княжеский терем которого стоял в тринадцатом веке на Александровой горе, неподалёку от моего дома в Криушкине, я стал вчитываться в текст «Жития Александра Невского».