Бог – что захочет, человек – что сможет

Помощь свыше в Невской битве несомненна. Думайте, что хотите, но Александр в тот день, говоря словами Пушкина, был «весь, как Божия гроза».

«Житие» доносит через семь с половиной веков: «Александр поспешил напасть на врагов в шесть часов дня, и была сеча великая с римлянами, и перебил их князь великое множество, а на лице самого короля оставил след острого копья своего». («Ярль Биргер, которого князь Александр называет в рассказе о битве в устье Ижоры королём, не кто иной, как правитель Швеции, ярль Биргер, – растолковывал мне сын Сергей, видевший в кафедральном соборе Стокгольма гранитный саркофаг, на котором возлежит бронзовое изваяние Биргера с увековеченным шрамом через всё лицо. Швед, сопровождавший меня, пояснил в связи со шрамом на бронзовом лике ярля Биргера, что такова была воля правителя, считавшего шрам от копья князя Александра БОЖЬЕЙ ОТМЕТИНОЙ.) Невская битва своей сакральной сущностью так впечатлила отличающихся нордическим хладнокровием шведов, что, когда пятнадцать лет спустя, в 125 6 году, подзабывшие невский урок Александра шведы, подверстав, пригласив в разбойную компанию датчан и финнов, высадившись на берегу Финского залива и зайдя в земли новгородские, стали чинить город на Нарове, новгородцы, сидевшие без князя, послали во Владимир за Александром. Прознав о том, шведы тотчас ушли за море.

Историк Сергей Михайлович Соловьёв замечает и подчеркивает религиозное значение невской победы «для Новгорода и остальной Руси». Это значение заключено в характере сказаний о подвиге Александра: «Здесь шведы не иначе называются, как римлянами, – прямое указание на религиозное различие, во имя которого предпринята была война. Победа была одержана непосредственною помощью свыше». Вдохновляющая сила небесного покровительства для чистого, благородного помыслами сердца князя Александра была велика.

«Житие Александра Невского», яркое произведение литературы Древней Руси, стало первой биографией Александра Ярославича Невского, в которой черты воинской повести и житие святого дополняют друг друга. «Житие» удовлетворяло духовные запросы, потребности времени. В конце тринадцатого века во Владимире возникает почитание князя Александра как святого.

Агиография – описание жизни святого, житие святого. На примере Александра Невского агиография предстаёт куда более полной биографией, чем все другие попытки запечатлеть, написать историю героической личности. Агиография, разумеется, в первую очередь выявляет черты святости, проявление божественного промысла в существе личности святого. Никто не знал, что под маской величественного спокойствия происходит в душе его. Душе, уже обитающей в моменты озарения в горнем мире. Душе, живущей в согласии с Божьим миром. Бессмертное, нематериальное в человеке выходило на первый план – вера в Господа Иисуса Христа, единосущную Троицу вела его по крестному пути на его Голгофу, с которой провидел он освобождённую от татаро-монгольского ига Святую Русь. И оттого не удивляет вера князя Александра в то, что силы для военного противостояния Орде со временем найдутся. Не в силе Бог – а в правде, правда же в том, что каждый народ по божьему установлению вправе жить на своей земле. Он, ободрённый ярким светом веры в тяжком, чёрном тринадцатом веке, уповая на Бога, всю свою героическую, суровую, подвижническую жизнь светлым разумом и разящим мечом своим защищал, пестовал нарождающуюся великорусскую нацию, утверждал идею православной Святой Руси.

Ему противостояли завоеватели – шведы, немцы, датчане, финны, литва, чудь и весь – с запада; золотоордынские ханы с несметными ордами воинственных кочевников – с востока. Он же был устремлён к созиданию на своей земле, созиданию с Божьей помощью, созиданию в условиях фактической оккупации, под гнётом татаро-монгольского ига.

Дипломатия новгородского князя Александра Невского в отношениях с Золотой Ордой – это обращенная в даль времён, основательно выверенная концепция примирения. Он, непобедимый полководец, никогда не обнажал меча против войск Батыя и других, правящих Ордой ханов, потому что сознавал – несметные полчища татаро-монголов не одолеть. Над его головой висит Дамоклов меч. Разумеется, не знавший поражений в битвах (сколько их было на его веку!), Александр Невский совсем не то, что обольстившийся сверхдоверием фаворит сиракузского тирана Дионисия Старшего Дамокл, но, подобно Дамоклу, пируя, ведя, казалось бы, благожелательные, многообещающие переговоры с восточным сатрапом Бату-ханом, побратавшись с его старшим сыном Сартаком, Александр ощущал присутствие над своей головой обнажённого меча, висящего на татарском конском волосе. Постоянно его угнетала, тревожила угроза очередного нашествия татаро-монголов на Русь – поход на не завоёванный ими Новгород. Князь сознавал: потеря независимости Новгородом – это конец русской истории.

Батый понимал, что Александр Невский – это ключевая фигура трагического тринадцатого века и он, Александр Ярославич, действительно заинтересован, готов к примирению, признанию статус кво.