Бог есть. Что дальше? Как стать теми, кем мы призваны быть

За этими риторическими образами утра в своей «густой» речи Павел передает одну важнейшую мысль, которая показывает, насколько сильно подход первых христиан к добродетели напоминает представления окружающего языческого мира, а одновременно — насколько радикально он от них отличается, «Мы же, будучи сынами дня, да трезвимся, облекшись в броню веры и любви и в шлем надежды спасения». У нас есть цель, telos, — это новый день, который уже наступает; мы можем двигаться к цели с помощью привычек сердца, ума и тела, которые готовят нас стать людьми этого дня — совершенными и обновленными людьми. Вероятнее всего, Первое послание к Фессалоникийцам — одно из самых ранних посланий Павла, но здесь уже присутствует зрелая мысль, которую он развивает в других местах, та мысль о добродетели, которая по прошествии нескольких веков займет важное место в христианском мышлении и позволит пересмотреть классические античные представления о добродетели и радикальным образом их преобразить. Вера, надежда и любовь, по мнению Павла, — основные черты характера человека, который в нынешнее время, в терпении и нравственном труде, предвосхищает конечную цель, исполнение замысла о человечестве. (Обратите внимание на призыв «трезвиться». Эта способность не приходит к нам спонтанно. В свое время мы еще вернемся к этой теме.) Во Христе, как думает Павел, мы уже имеем конечную цель. И потому в каком–то смысле день уже наступает, хотя, в другом смысле, он еще остается в будущем. Конечно, Павел ничего не знал о нарушениях суточного ритма при перелетах, но здесь он говорит о чем–то подобном. Как если бы он сел в самолет на рассвете и с большой скоростью полетел на запад, где еще царствует ночь, и приземлился в другой стране перед рассветом. Его тело и ум знают, что день уже наступил, хотя окружающие его все еще ожидают рассвета. Это образ христианина, живущего в свете нового дня Царства Божьего — Царства, которое пришло на землю через Иисуса, — пока прочие люди все еще ворочаются в своих постелях. В понимании Павла христианская добродетель, в центре которой (о чем он пишет и здесь, и в других местах) стоят вера, надежда и любовь, состоит именно в формировании привычек сердца, нужных для дневной жизни, в мире, где все еще царствует ночная тьма. И здесь нам снова, как и в предыдущей главе, следует вспомнить об одной важной вещи: все, что мы сейчас будем говорить о нравственной жизни в понимании Павла, нужно рассматривать исключительно в контексте благодати Божьей. Никогда Павел не мог бы подумать (как можно подумать, читая Аристотеля), что нравственная жизнь сводится к самосовершенствованию, когда человек принимает решение освоить набор определенных качеств и затем находит в себе нужные способности и энергию, чтобы должным образом изменить свою жизнь.

Вероятно, Павел не сомневался в том, что в принципе человек способен изменить свою жизнь к лучшему. Немало людей, быть может, поживших какое–то время в разврате и моральной грязи, открыли, что можно жить лучше и счастливее, и приняли решение навести порядок в своей жизни. Это лучше, чем ничего. Но подобные нравственные усилия, сказал бы Павел, порождают новые искушения, влекут за собой гордость, самодовольство, жадность и множество других подобных вещей. И даже самые глубокие языческие моралисты — Аристотель, Сенека и другие — не могли решить одну загадку: почему человек способен говорить другим о том, как им нужно жить, но сам не в силах этого выполнить. Как считал Павел, вера, надежда и любовь уже даны нам во Христе Святым Духом и потому мы можем ими жить. Но для этого нужно трудиться. А чтобы трудиться, ты должен захотеть жить при свете дня. Тебе нужно понимать, как «работает» твоя нравственная жизнь. Тебе надо понять смысл всех этих вещей. И тогда, с помощью сознательных и целенаправленных усилий, тебе нужно формировать такие привычки сердца, ума, души и поведения, которые будут поддерживать жизнь веры, надежды и любви. Иными словами, тебе нужно будет осваивать особую христианскую добродетель.

Если мы помним о том, что день уже наступает и что он несет новую жизнь и новые возможности, мы правильно поймем представления Павла о добродетели. Кроме того, такой контекст позволяет избежать конфликта между идеей добродетели и общеизвестным богословским утверждением Павла о том, что мы получаем оправдание и, в итоге, спасение благодатью через веру.