Бог Гнева (ЛП)

Я не знаю точно, как это происходит и почему, но меня захлестывает сильная волна. Это жизнь, понимаю я, этот прилив дыхания после веры в то, что я могла умереть.

Джереми отбрасывает осколок стекла в сторону, расстегивает джинсы и сжимает в кулаке свой твердый, пульсирующий член.

— Моя очередь, — он вынимает пистолет из меня и засовывает его себе в рот.

Тот же самый пистолет, который весь истекал от моего возбуждения, теперь находится между его губами, и он вылизывает его дочиста. Затем этот сумасшедший ублюдок приставляет его к своему виску.

— Умоляй меня трахнуть тебя.

Дрожь по всему телу проходит через меня.

— Если я это сделаю, ты перестанешь играть с пистолетом?

— Я не просил, Сесилия, и это не гребаные переговоры. Умоляй меня вогнать мой член в тебя и трахать тебя так, как ты хочешь — до конца и без контроля.

Я не могу перестать смотреть на пистолет, приставленный к его голове. Существует пятидесятипроцентная вероятность того, что его убьют. Может показаться, что это хороший процент, но это не так. Далеко не так. Человеку может везти только до тех пор, пока не исчезнет, вот так просто.

— Пожалуйста, — бормочу я.

Он дергает себя вверх-вниз в жестоком ритме, от которого у меня пересыхает во рту.

— Что пожалуйста?

— Пожалуйста, возьми меня.

— «Трахни», а не «возьми». Скажи правильно.

Я прикусила нижнюю губу.

— Пожалуйста, трахни меня.

Я едва успеваю произнести это, как он впивается пальцами в плоть моего бедра, поднимает мою ногу и входит в меня. Все мое тело бьется в конвульсиях, когда я падаю ему на грудь, мое сердце колотится, а его остается прежним — вечным, незатронутым, абсолютно холодным. Прошло некоторое время с тех пор, как он был во мне, и я чувствую его размер с каждым движением и каждым толчком.

— Ты моя, а не чья-то еще, блядь, моя. А теперь умоляй и произнеси мое имя.

— Пожалуйста, Джереми, пожалуйста.

Он входит в меня в жестоком ритме, который вызывает во мне первобытную часть. Не в силах стоять на одной ноге, я хватаюсь за его плечо для равновесия. Эта поза, тот факт, что я полностью обнажена, покрыта кровью, а он полностью одет, ясно показывает дисбаланс сил между нами. Насколько он владеет скрытой частью меня. Та часть, которая жаждет отпустить меня и позволить ему опустошать меня до тех пор, пока ничего не останется. Часть, которая надеялась, тосковала и совершенно стыдилась этой стороны себя.

Когда я нахожусь в объятиях Джереми, стыда нет. Он не осуждает меня. Он хочет, чтобы я владела этой частью себя. И самое главное, он трахает меня так, будто жаждет меня, будто не может оторваться от меня. Как будто если он перестанет трахать меня, то уже не будет прежним. Я держусь за эти эмоции, пока умоляю и зову его по имени. Чем больше я прошу, чтобы меня трахнули, тем сильнее он старается, тем глубже проникает, тем безумнее становится. Он кусает мою шею, грудь, мочку уха — везде, куда только могут дотянуться его зубы. Это претензия, территориальная декларация собственности, и я должна нести его следы. С каждым толчком он бьет по моей точке G, раз, два, пока я не теряю силы. Возбуждение нарастает во мне, а затем взрывается все сразу. Я обнимаю его за плечи, когда оргазм пронзает меня с одурманивающей силой.

— Задай мне вопрос, — его голос едва достигает моего затуманенного мозга.

Только когда я открываю глаза, понимаю, что он все еще держит пистолет у своего виска. Извращенное удовольствие медленно прекращается.

— Джереми, пожалуйста, остановись.

Он вбивается в меня, безжалостно, не глядя на то, что еще не закончил.

— Спроси. Меня.

— Чего ты хочешь? — шепчу я, дрожа на его руках.

Его толчки становятся все интенсивнее и длиннее. Джереми — это зрелище, когда он испытывает оргазм. Его мышцы напрягаются и твердеют под моими пальцами, и он слегка прикусывает уголок губ. Но самое главное, его хватка на мне крепнет, словно он отказывается когда-либо отпустить меня, когда внутри меня разливается тепло.

— Тебя, — говорит он и нажимает на курок.

Я кричу.

Глава 21

Джереми

Сесилия неподвижно стоит под душем. Вода каскадами стекает по ее шее, по склону ее кремовых сисек и вниз по ее набухшей розовой киске. Моя кровь и сперма стекают в слив и исчезают. Я прислоняюсь к стойке, лицом к стеклянному душу, ноги скрещены в лодыжках, а руками я хватаюсь за раковину позади меня. Это безнадежная попытка остановить себя от того, чтобы сделать выпад в ее сторону и снова измазать ее своей кровью и спермой.

Испачкать ее.

Пометить ее.

Мой член подпрыгивает, упираясь в джинсы при мысли о том, что я ворвусь в ее тугое тепло, брошу ее на ближайшую поверхность и прижму к себе. Я бы преследовал, ловил и трахал ее, пока она не заплачет. Без всхлипов. Она умоляла меня трахнуть ее, но все равно плакала и хныкала. Делала ли она это потому, что это было слишком много, или из-за чего-то другого, я не уверен. Есть много вещей, которые я не могу точно определить, когда дело касается Сесилии Найт.