Читаем Бог и человек по богословию В. Н. Лосского полностью

По В. Лосскому, это риск парадоксальным образом вписывается во всемогущество Божие. Вершина божественного всемогущества таит в себе как–бы бессилие Бога, некий божественный риск. Личность есть высочайшее творение Божие именно потому, что Бог вкладывает в нее способность любви — следовательно, и отказа. «Бог подвергает риску вечной гибели совершеннейшее Свое творение именно для того, чтобы оно стало совершеннейшим. Парадокс этот не устраним: в самом своем величии -в способности стать Богом — человек способен к падению; но, без этой способности пасть нет и величия. Поэтому, как утверждают отцы, человек должен пройти через испытание, пєСра, чтобы обрести сознание своей свободы, сознание той свободной любви, которой ждет от него Бог».[134]

Бог становится бессильным перед человеческой свободой. Он не может ее насиловать, потому что она исходит от Его всемогущества. «Человек был сотворен одной волей Божией, но ею одной он не может быть обожен. Одна воля в творении, но две — для того, чтобы образ стал подобием».[135]

Как образ Божий, человек — существо личностное, стоящее перед Богом. Бог обращается к нему, как к личности, и человек Ему отвечает. Св. Василий Великий говорит, что человек есть тварь, получившая повеление стать Богом.[136] Но, это повеление, обращенное к человеческой свободе, не есть принуждение. Как существо личностное, человек можеть принять или отвергнуть волю Божию. Он остается личностью даже тогда, когда далеко уходит от Бога, даже тогда, когда становится по природе своей Ему не подобным: это означает, что образ Божий не разрушим в человеке.[137] Человек также остается существом личностным, когда он исполняет волю Божию, когда соделывается совершенно подобным Ему в своей природе, ибо, по св. Григорию Богослову, «сего человека, почтив свободою, чтобы добро принадлежало не меньше избирающему, чем и вложившему семена оного, Бог поставил в раю».[138]

Человек был создан совершенным, но, это не означает, что его первозданное состояние совпадало с конечной целью, что он был соединен с Богом с самого момента своего сотворения. [139] До грехопадения Адам не был ни «чистой природой», ни человеком обоженным. По космологии и антропологии Восточной Церкви, противопоставленность между понятиями «природы» и «благодати» исключается: они взаимно друг в друга проникают, одна в другой существуют. Совершенство первозданной природы выражалось, прежде всего, в способности приобщаться к Богу, все более и более прилепляться к полноте Божества, которая должна была пронизать и преобразить всю тварную природу.[140]

Как известно, греческие отцы говорят о человеческой природе то как о троечастном составе духа, души и тела / , ,./ то как о соединении души и тела. Разница между сторонниками трихотомизма и дихотомизма, по пониманию В. Лосского, сводится к терминологии: дихотомисты видят в высшую способность разумной души, способность, посредством которой человек входит в общение с Богом. Личность, или человеческая ипостась, объемлет все части этого естественного состава, выражается во всем человеке, который существует в ней и через нее. Будучи образом Божиим, она — незыблемое начало динамичной и изменяющейся природы, всегда стремящейся по своей воле к внешней цели. «Можно сказать, говорит В. Лосский, — что сообразность есть отмечающая природу Божественная печать, которая создает личное отношение к Богу, отношение для каждого человеческого существа “ уникальное» Это отношение становится реальным, осуществляется посредством воли, направляющей природу к Богу, в Котором человек должен найти полноту своего бытия».[141] Дух должен был находить себе пищу в Боге, жить Богом; душа должна была питаться духом; тело должно было жить душею, — таково было первоначальное устроение бессмертной природы человека. Отвратившись от Бога, дух начинает жить жизнью тела, — это — происхождение страстей; и, наконец, тело, вынужденное искать себе пищу вовне, в бездушной материи, находит в итоге смерть. Человеческий состав распадается.[142]

В своей приверженности дихотомизму В. Лосский не одинок. Больше того — дихотомизм признается единственное правильным пониманием состава природы человека по библейской антропологии в Русской Православной Церкви. Тем не менее, в качестве «теологумена» имелись богословские труды, защищавшие трихотомию. В качестве примера может служить рукопись покойного Архиепископа Луки /Войно- Ясенецкого/ «Дух, душа и тело». Будучи доктором медицинских наук, Архиепископ защищал свои позиции также и со стороны естественных наук.

§ 3. ПРОБЛЕМА ГРЕХОПАДЕНИЯ.

«Начало зла коренится в свободе твари. Вот почему оно непростительно: зло рождается только от свободы существа, которое его творит».

В. Лосский.[143]

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иисус Христос в документах истории
Иисус Христос в документах истории

Издательство «АЛЕТЕЙЯ» Санкт-Петербург 2001Личность Иисуса Христа до сих пор остается загадочной, хотя о нем написано больше, чем о ком бы то ни было. Уже почти два тысячелетия миллионы людей на разных континентах почитают его Богом, и столько же времени не стихают споры о нем историков, философов, религиоведов. Предлагаемая книга представляет собой сборник основных внебиблейских источников, говорящих или упоминающих о Иисусе Христе. Принадлежащие разным культурно-историческим традициям документы соединены в хронологической последовательности и снабжены необходимыми комментариями. Часть этих документов впервые дается в переводе на русский язык.Книга рассчитана на всех, кто интересуется историей христианства.

Борис Георгиевич Деревенский

Христианство / Прочая религиозная литература / Эзотерика
Святость и святые в русской духовной культуре. Том II. Три века христианства на Руси (XII–XIV вв.)
Святость и святые в русской духовной культуре. Том II. Три века христианства на Руси (XII–XIV вв.)

Книга посвящена исследованию святости в русской духовной культуре. Данный том охватывает три века — XII–XIV, от последних десятилетий перед монголо–татарским нашествием до победы на Куликовом поле, от предельного раздробления Руси на уделы до века собирания земель Северо–Восточной Руси вокруг Москвы. В этом историческом отрезке многое складывается совсем по–иному, чем в первом веке христианства на Руси. Но и внутри этого периода нет единства, как видно из широкого историко–панорамного обзора эпохи. Святость в это время воплощается в основном в двух типах — святых благоверных князьях и святителях. Наиболее диагностически важные фигуры, рассматриваемые в этом томе, — два парадоксальных (хотя и по–разному) святых — «чужой свой» Антоний Римлянин и «святой еретик» Авраамий Смоленский, относящиеся к до татарскому времени, епископ Владимирский Серапион, свидетель разгрома Руси, сформулировавший идею покаяния за грехи, окормитель духовного стада в страшное лихолетье, и, наконец и прежде всего, величайший русский святой, служитель пресвятой Троицы во имя того духа согласия, который одолевает «ненавистную раздельность мира», преподобный Сергий Радонежский. Им отмечена высшая точка святости, достигнутая на Руси.

Владимир Николаевич Топоров

Религия, религиозная литература / Христианство / Эзотерика