Так как же мы поступим? Примем ли основополагающие принципы научной методики, принципы разума, или упрямо будем держаться за устаревшую систему убеждений, — наследие нашего донаучного, невежественного прошлого? В давние времена считалось кощунством верить, что Земля вращается вокруг Солнца. С тех пор люди благодаря науке успели побывать на Луне и вернуться обратно. В прошлом считалось грехом проводить вскрытия трупов, изучать анатомию и физиологию человека. Теперь же, благодаря естественным наукам, у нас есть множество медицинских технологий, облегчающих наши страдания и продлевающих нам жизнь. Тем не менее в нашем современном обществе, в самой могущественной демократической стране мира нам по-прежнему приходится вести борьбу с гнетущими силами религиозного ультраконсерватизма и фундаментализма. В наш современный век мы по-прежнему живем в государстве, где за преподавание в учебных заведениях теории эволюции, благодаря которой наша жизнь так заметно изменилась к лучшему, приходится сражаться. И все почему? Потому что религиозные ценности, которые так часто стремятся препятствовать развитию науки и разума, продолжают играть значительную роль в человеческой природе, а значит, и в политике.
Мы рассчитываем, что религия объяснит нам, что приемлемо и неприемлемо, как мы должны или не должны поступать, что можно думать и говорить, а что нельзя. Религия действует как сдерживающая сила, постоянно пытающаяся встать на пути потока любой информации, которая воспринимается как угроза для устаревшей идеологии. Так религия ограничивает нас. Сужает наше поле зрения. Пытается поместить нас в замкнутое пространство и держать в нем. За попытки покинуть это замкнутое пространство или хотя бы просто посмотреть на мир за его пределами нас наказывают. Но если эта жизнь для нас последняя, с какой стати мы должны настолько жестко ограничивать себя?
Все это не значит, что человек вправе вести себя как заблагорассудится. Нет ничего плохого в нормальных, здоровых ограничениях, если их придерживается общественное животное, импульсы которого зачастую выходят из-под контроля. Я никоим образом не призываю отменить разом все кодексы поведения. Вот только обязательно ли нам нужны кодексы, основанные на древней мифологии? Благодаря вдумчивому применению научного метода мы знаем об истоках и особенностях человеческого поведения больше, чем когда-либо прежде. С какой стати нам допускать, чтобы системы, основа которых — прихоти человеческого воображения, непроверенные и ничем не подтвержденные предположения, определяли социальную доктрину? Если человек страдает психозом, к кому он должен обратиться за помощью — к квалифицированному психиатру или к экзорцисту? Разве не пора наконец избавиться от устаревших парадигм и заменить их методами, достоверность которых по крайней мере можно подтвердить? Сколько еще доказательств мы должны получить, прежде чем наконец примем на вооружение научный процесс? А когда примем, разве не означает это, что и свои социальные и этические дилеммы мы должны решать теми же средствами? Как сказал социолог Огюст Конт, «лишь мнение того, кто готов подчиняться жестким условиям научной методологии и канонам научных доказательств, должно считаться авторитетным в управлении делами человека. Свобода убеждений не имеет смысла в астрономии или физике и в равной мере она неуместна в общественных науках»{123}
.Допустим, что духовной реальности нет. Допустим, что мы — исключительно материальные существа, случайные комбинации молекул, и в нас нет никакой скрытой духовной составляющей. Да, энергия несотворима и неуничтожима. Да, та же энергия, из которой мы состоим сегодня, будет существовать в той или иной форме до конца времен. Тем не менее, как только наш мозг умирает, как только прекращаются когнитивные процессы, прекращается и наш осознанный опыт. Форма, в которой запасы энергии, прежде бывшие нашими, перераспределятся в обширной вселенной после нашей смерти, то, чем они станут, — почвой, газом, космической пылью, — не имеет никакого отношения к нам нынешним и нашему опыту. Больше никогда мы не будем существовать как точно такая же комбинация молекул. Следовательно, нам уже никогда не повторить тот же осознанный опыт. Как бы нам ни хотелось верить в то, что мы нечто большее, нежели сумма наших физических составляющих, скорее всего, это не так. Значит, вероятнее всего, целое прекратит функционировать сразу после того, как прекратят функционировать его части. Хотим мы верить в это или нет, смерть — вероятнее всего, окончательный и бесповоротный конец нашей личности. И поскольку наше нынешнее существование останется одним-единственным, разве не следует нам задуматься о расстановке приоритетов и сделать акцент на самореализацию здесь, на Земле, — вместо того чтобы возлагать все свои надежды на сомнительную перспективу жизни после смерти?