Бог и мозг: Научное объяснение Бога, религиозности и духовности

Согласно Канту просто не существует способа, которым множество чувственных ощущений могло бы организоваться таким эффективным образом по собственной воле. По-видимому, человеческий мозг, утверждал Кант, при рождении отличается от «чистой доски» наличием встроенных «режимов восприятия», которые организуют все обилие информации, постоянно поставляемой нам органами чувств. Без таких встроенных механизмов обработки мы воспринимали бы реальность как беспорядочную мешанину чувственных ощущений. Значит, утверждал Кант, в мозге должны быть внутренние структуры, функция которых – приводить в порядок обилие чувственных ощущений, которые мы получаем. Следовательно, вопреки утверждениям Локка, мозг человека – не пассивный орган, ждущий, когда опыт сформирует и охарактеризует нас, а скорее активный орган, привносящий порядок в поток получаемой нами информации.

Кант считал двумя из многочисленных способов внутренней обработки человеком информации временной и пространственный способы. Согласно Канту люди оснащены встроенными механизмами обработки, придающими пространственный и временной порядок нашим впечатлениям. Соответственно, пространство и время не воспринимаемые нами «вещи в себе», а скорее два внутренних режима восприятия, названные Кантом категориями рассудка, посредством которых представители нашего вида обрабатывают всю поступающую информацию. Значит, наши знания о времени и пространстве – не понятия, усвоенные благодаря опыту, а скорее два средства, которыми мы внутренне воспринимаем, а затем интерпретируем действительность.

Обдумывая идеи Канта, я вспомнил труды специалиста по психологии развития Жана Пиаже. На основании проведенного им ряда экспериментов Пиаже пришел к выводу, что дети могут различать масштабы времени и пространства лишь после достижения определенной стадии в их когнитивном развитии, которую он назвал «стадией конкретных операций». Пиаже обнаружил, что, пока дети не достигли этой стадии психического развития, они не только не в состоянии отличать масштабы времени и пространства: их невозможно даже научить пониманию этих концепций.

Для того чтобы продемонстрировать свои выводы, Пиаже ставил два стеклянных стакана с носиками перед детьми разного возраста. Несмотря на то, что один стакан был низким и широким, а второй – высоким и узким, оба вмещали одинаковый объем. Услышав вопрос, в каком стакане больше жидкости, дети были склонны считать, что в высоком и узком. Доказывая, что вместимость стаканов одинакова, Пиаже наполнял низкий широкий стакан водой. Затем он выливал содержимое этого стакана в другой, высокий и узкий. Так как стаканы вмещали одинаковый объем, воды в низком и широком хватало, чтобы заполнить высокий и узкий. Этот опыт призван был наглядно продемонстрировать, что объем стаканов одинаков.

Завершив демонстрацию, Пиаже снова спрашивал детей, в каком из стаканов больше жидкости. При повторном опросе дети семи лет и старше почти всегда отвечали, что стаканы одинаковы по объему, в то время как дети младше указанного возраста продолжали верить, что в высокий и узкий стакан вмещается больше воды. Это доказывало, что лишь после достижения определенного возраста детей можно научить пониманию некоторых пространственных соотношений.

На основании этих данных (в сочетании с результатами подобных экспериментов, но относящихся к развитию представлений о времени), Пиаже предположил, что существуют внутренние режимы постижения, управляющие средствами, с помощью которых мы воспринимаем и интерпретируем действительность. По сути дела, Пиаже показал, что наша способность различать временные и пространственные взаимоотношения, развивающаяся у всех людей приблизительно в одинаковом возрасте, свидетельствует о том, что подобные умения представляют собой неотъемлемую составляющую естественного когнитивного развития нашего вида, что Кант и предположил первым почти два столетия назад.

Так что Кант, вероятно, был прав. Люди вполне могут рождаться с конкретными «режимами восприятия», располагая различными способами внутренней обработки информации мозгом, способами, которые в итоге определяют, каким образом мы как индивиды и как вид интерпретируем действительность. И я задумался: можно ли применить принципы Канта к такому предмету, как человеческая духовность, к моему личному поиску знаний о Боге?

Неужели я зря потратил силы, пытаясь разобраться в природе Бога путем изучения объектов, составляющих обширную материальную вселенную, и не догадывался, что вместо этого мне следовало изучить природу восприятия? Неужели наш способ постижения Бога связан с присущими нам как виду режимами восприятия? Возможно, мне стоило, по совету Канта, в своих поисках обращаться не вовне, а в себя. Возможно, решение проблемы Бога – не «где-то там», а внутри, в работе моего разума, или, как сказано в учебниках по биопсихологии, в деятельности одного из моих органов – мозга.

5. Бог как слово, или Что мы можем сказать, когда говорим