Бог-Император Дюны

Что я истребляю? Буржуазную бездумную страсть к безмятежному сохранению прошлого. Это — сковывающая сила, это то, что держит человечество связанным уязвимым единством, несмотря на всю мнимую разделенность парсеками пространства. Если я могу найти разбросанные кусочки — значит, другие тоже могут их найти. Когда вы все вместе, вас и катастрофа может настичь всех вместе. Вы можете быть все вместе уничтожены. Отсюда, я демонстрирую вам опасность поверхностной и бездумной посредственности, движения без стремлений и целей. Я показываю вам, что в такое может впасть целая цивилизация. Я даю вам эпохи жизней, плавно скользящих к смерти, без суеты и возбуждения, даже без вопроса «Почему?» Я показываю вам ложное счастье и тень катастрофы, именуемой Лито, Богом-Императором. А теперь, научитесь ли вы настоящему счастью?

Украденные дневники

Лито лишь раз за целую ночь погрузился в короткую полудрему. На заре его разбудил вошедший Монео. Королевская тележка стояла почти в центре замкнутого с трех сторон двора. Колпак тележки был включен на одностороннюю видимость — все видно изнутри, а снаружи выглядит непрозрачным — и наглухо закрыт от проникновения влаги Лито слышал слабый шум вентиляторов, прогоняющих воздух через осушающие устройства.

Ноги Монео шаркали по булыжникам двора, когда он приближался к тележке. Заря окрасила в оранжевые тона крышу гостевого дома.

Когда Монео остановился перед ним, Лито открыл колпак своей тележки. В воздухе стоял дрожжевой грязный запах, влажный ветер был неприятным.

— Мы должны прибыть в Туоно около полудня, — сказал Монео. — Я хотел бы отправить топтер для дозора с воздуха.

— Не нужны мне топтеры, — ответил Лито. — Мы можем спуститься в Туоно на суспензорах и канатах.

При этом обмене репликами Лито заметил, насколь помнит человек свой ранний опыт — проведя юность бунтарем, Монео навечно сохранил подозрительность ко всему, чего нельзя увидеть или точно определить и никогда не любил пеших шествий. Он оставался скоплением ждущих своего часа приговоров.

— Ты же понимаешь, что топтеры я хочу использовать не для перевозки, — сказал Монео. — Они нужны, чтобы охранять…

— Да, Монео.

Взгляд Монео устремился мимо Лито, на речное ущелье за открытой стороной двора. В свете зари туман, поднимавшийся из ущелья, морозно серебрился. Он подумал, как же глубок этот каньон… Тело, падая в него, будет все вращаться и вращаться. Этой ночью Монео оказался не в силах подойти к самому краю каньона и поглядеть вниз. Эта отвесная стена была таким… таким искушением.

С наполнявшей Монео таким благоговейным ужасом прозорливостью, Лито проговорил:

— В каждом искушении есть урок, Монео.

Монео, лишась дара речи, повернулся и посмотрел прямо в глаза Лито.

— Ищи урок в моей жизни.

— Владыка? — голос не громче шепота.

— Сперва меня искушали злом, затем добром. Каждое искушение приноравливали, тщательно и изысканно, к моим уязвимым местам. Скажи, Монео, если бы я выбрал добро, это бы сделало меня добрым?

— Разумеется, да, Владыка.

— Возможно, ты никогда не избавишься от привычки к четким определениям, — сказал Лито.

Монео вновь загляделся мимо Лито на край ущелья. Лито перекатил свое тело, чтобы посмотреть туда же, куда и Монео. Вдоль края каньона росли искусственно высаженные карликовые сосны. На влажных иглах висели капли росы — боль для Лито. Он хотел закрыть колпак своей тележки, но остановился, привлеченный драгоценным мерцанием этих капель, будивших его жизни-памяти, но отталкивающих для его телесной оболочки. Эта одновременная противоречивость грозила ввергнуть его во внутреннюю смуту.

— Мне не нравится идти пешком, — сказал Монео.

— Так передвигались Свободные, — сказал Лито.

Монео вздохнул.

— Все остальные будут готовы за несколько минут. Хви завтракала, когда я выходил…

Лито не ответил. Его мысли были обращены к воспоминаниям только что минувшей ночи — облака и звезды, дожди и открытая тьма, светящиеся мерцающими снежинками продырявленного космоса. Целые мириады ночей, он блуждал вместе с ними, как вместе с биениями собственного сердца.

— Где Твоя охрана? — внезапно вопросил Монео.

— Я отправил их позавтракать.

— Мне не нравится, когда они оставляют Тебя незащищенным!