Бог-Император Дюны

Хрустальный звук голоса Монео прозвенел в памятях Лито с непередаваемым словами выражением: Монео страшится мироздания без Бога-Императора, он предпочел бы скорее умереть, чем увидеть такое мироздание.

— Что сегодня произойдет? — спросил Монео.

Вопрос этот адресован не Богу-Императору, а пророку.

— Семя, несомое ветром, способно завтра стать нивой, — сказал Лито.

— Ты знаешь наше будущее! Почему Ты им не поделишься? — Монео близок к истерии… отвергая все, выходящее за пределы его непосредственных восприятий.

Лито бросил на мажордома сумрачный взгляд, настолько полный твердо обузданных чувств, что Монео отпрянул.

— Прими бремя собственного существования, Монео!

Монео сделал глубокий дрожащий вдох.

— Владыка, я не хотел Тебя оскорбить. Я искал только…

— Посмотри вверх, Монео!

Монео непроизвольно повиновался, поглядел в безоблачное небо, где разгорался утренний свет.

— Смотрю. И что, Владыка?

— Над тобой нет успокаивающего потолка, Монео. Только открытое небо, полное перемен. Встреть его с радость. Каждое чувство, которым ты обладаешь — это инструмент для приспособления к переменам. Разве это тебе ни о чем не говорит?

— Владыка, я подошел только, чтобы осведомиться, когда Ты будешь готов продолжить путь.

— Монео, умоляю тебя быть правдивым со мной.

— Я правдив, Владыка!

— Но если жить в недоверии, ложь станет для тебя правдой.

— Владыка, если я лгу… значит, лгу сам того не ведая.

— Вот это уже похоже на правду. Но знаю, чего ты боишься, о чем не договариваешь.

Монео затрепетал. Бог-Император был в самом жутком из своих настроений, глубокая угроза звучала в каждом его слове.

— Ты страшишься диктата самосознания, — сказал Лито, — и ты прав в этом своем страхе. Немедленно пришли сюда Хви!

Монео повернулся всем телом и кинулся к гостевому дому. Вид у него был такой, словно он растревожил пчелиный рой. Через несколько секунд появились Рыбословши и построились вокруг королевской тележки. Придворные стали выглядывать из окон гостевого дома или спускаться вниз, останавливаясь под выступающими карнизами, боясь приблизиться к Лито. Вскоре появилась из широкого центрального входа Хви, выступила из тени, медленно приближаясь к Лито. Весь ее вид — полная противоположность возбужденной сумятице прочих.

Лито почувствовал, как отходит душой от одного взгляда на Хви. На ней было золотое одеяние, которого он прежде не видел, горловина и манжеты длинных рукавов расшиты серебром и жадеином, а подол платья, почти волочащийся по земле, обшит тяжелой зеленой тесьмой, подчеркивающей зубцы темно-красной ткани.

Хви улыбнулась, остановясь перед ним.

— Доброе утро, любимый, — тихо проговорила она. — Чем это Ты так расстроил бедного Монео?

Умиротворенный ее видом и голосом, Лито улыбнулся.

— Я сделал то, на что всегда надеюсь — произвел эффект.

— Да, несомненно, произвел. Он сказал Рыбословшам, что Ты в гневе и в ужасном настроении. Ты ужасен, любовь моя?

— Только с теми, кто отказывается жить, полагаясь на собственные силы.

— А, понятно, — она сделала перед ним пируэт, демонстрируя свое новое одеяние. — Тебе оно нравится? Подарок Твоих Рыбословш. Они сами его отделали, чтобы меня принарядить.

— Любовь моя, — в его голосе прозвучала предостерегающая нотка, — принаряженность! Вот как ты готовишь себя к пожертвованию!

Тогда она подошла к краю тележки и наклонилась, ее лицо прямо под его лицом, на губах насмешливо-торжественное выражение.

— Значит, они принесут меня в жертву?

— Некоторым из них этого хотелось бы.

— Но Ты этого не допустишь.

— Наши судьбы соединены, — сказал он.

— Тогда я не буду бояться, — она протянула руку и коснулась одной из его покрытых серебряной кожей ручонок, но отдернула руку прочь, когда его пальцы затрепетали.

— Прости меня, любимый. Я забыла, что мы соединены душами, но не телами, — сказала она.

Кожа песчаной форели все еще содрогалась от прикосновения Хви.

— Влага в воздухе делает меня чрезвычайно чувствительным, — сказал он.

Дрожь медленно улеглась.

— Я не буду сожалеть о том, чего не может быть, — прошептала она.

— Будь сильной, Хви, потому что твоя душа — моя.

Она повернулась на звук, донесшийся из гостевого дома.

— Монео возвращается, — сказала она. — Пожалуйста, любимый, не запугивай его.

— Монео тоже твой друг?

— Мы друзья по желудку. Нам обоим нравится йогурт.

Лито все еще хихикал, когда Монео остановился рядом с Хви. Монео осмелился изобразить улыбку, метнув озадаченный взгляд на Хви. В его манерах проступала благодарность. Его предупредительность, столь привычная при общении с Лито, теперь частично распространилась и на Хви.

— У вас все в порядке, леди Хви?

— Все в порядке.

Лито сказал:

— Во времена желудков, дружба по желудку должна поощряться и развиваться. Что ж, двинемся в наш путь, Монео. Туоно ждет.

Монео отвернулся и проорал распоряжения Рыбословшами и придворным.

Лито улыбнулся Хви.

— Разве я не славно справляюсь с ролью нетерпеливого жениха?

Она легко вспрыгнула на тележку, подобрав рукой подол юбки. Лито раскрыл ее сиденье. Только усевшись глаза вровень с глазами Лито, она ответил, понизив голос так, чтобы было слышно ему одному: