Бог-Император Дюны

Она посмотрела на четырех фрименов. Дункан Айдахо расположил их у выхода с моста — они должны были блокировать его. Они сидели спинами к ней, глядя в сторону моста, как четыре коричневых холмика. Наила слышала как Айдахо говорил им:

— Вы не должны ни в коем случае покидать это место. Вы должны приветствовать его здесь. Встаньте, когда он приблизится и низко поклонитесь.

Да, поприветствуйте его хорошенько.

Наила кивнула своим мыслям.

Три другие Говорящие Рыбы, прибывшие на стену вместе с Наилой, были отправлены на мост. Они знали только то, что сказала им Сиона в присутствии Наилы. Они должны были дождаться того, момента, когда Императорская тележка окажется в нескольких шагах от них и начать танцевать, уводя тележку и сопровождение в сторону выступающей точки стены над Туоно.

Если я выстрелами из ружья разрежу мост, то эти трое погибнут, подумала Наила. И все другие, кто идет с нашим Господом.

Наила наклонила голову и посмотрела вниз, в поток. Реки отсюда не было видно, но снизу доносился рев воды и грохот камней, которые волочились по дну сильнейшим течением.

Они все погибнут!

Если только Он не замыслил Чуда.

Пусть будет, что будет. Сиона лучше видит сцену этого чуда. Она — постановщик. Что еще могло быть на уме у Сионы, если она прошла испытание и теперь на ней надета форма командира Говорящих Рыб? Сиона дала клятву Богу-Императору. Ее испытал Бог, они вдвоем были в Пустыне.

Наила скосила глаза вправо, чтобы увидеть постановщиков этого действа. Сиона и Айдахо стояли плечом к плечу на дороге в двадцати метрах правее Наилы. Они были увлечены разговором, иногда кивали, поглядев друг на друга.

Вот Айдахо взял Сиону за руку — очень странный, хозяйский жест. Он один раз кивнул и зашагал к мосту, остановившись у угловой опоры прямо впереди Наилы. Он посмотрел вниз, потом пересек мост и подошел к Другому углу. Снова посмотрел вниз и вернулся к Сионе.

Что за странное создание этот гхола, подумала Наила. После того восхождения она перестала думать о нем, как о человеке. Нет, это какой-то демиург, он стоит близко к Богу, хотя с ним можно спать и рожать от него детей.

Раздавшийся вдалеке крик привлек внимание Наилы. Она повернулась и посмотрела на противоположную сторону моста. Кортеж привычно бежал за королевской повозкой, как это обычно бывает при любом паломничестве. Вот сейчас они перешли на шаг, потому что до моста осталось всего несколько минут хода. В идущем впереди человеке Наила узнала Монео в ослепительно белой форме, его твердый шаг, высоко поднятую голову. Колпак Императорской тележки был закрыт и блестел на солнце позади Монео.

Знакомая мистерия затопила душу Наилы. Скоро должно произойти какое-то чудо! Наила посмотрела вправо, на Сиону. Сиона ответила таким же взглядом и кивнула. Наила извлекла ружье из чехла и поставила его на мост, прислонив к столбу. Сначала по одному кабелю, потом по другому, потом по опорам справа и слева. Ружье показалось Наиле холодным и каким-то чужим. Дрожа, она несколько раз глубоко вдохнула, чтобы успокоиться.

Я должна подчиниться. Это испытание. Она увидела, как Монео поднял глаза от дороги, и, не меняя походки, крикнул что-то или Императору или людям, шедшим позади Императорской тележки. Наила не разобрала слов. Монео снова смотрел прямо на дорогу. Наила прижалась к столбу, который почти полностью скрыл ее массивное тело.

Испытание.

Монео увидел людей на дороге и на мосту, разглядел форму Говорящих Рыб и первой его реакцией было удивление по поводу того, откуда взялись на мосту эти встречающие. Он повернулся и прокричал вопрос Лето, но Бог-Император не соизволил открыть затемненный колпак.

Монео взошел на мост. Тележка скрипела по рассыпанному на мосту песку. В этот момент Монео увидел стоявших на противоположном конце моста Айдахо и Сиону. На выходе с моста, прямо на дороге сидели четыре музейных фримена. В душу Монео закрались нехорошие сомнения, но что-либо изменить было уже нельзя. Он бросил взгляд на реку. Солнечный свет отражался в ней платиновым блеском. Позади громыхала тележка. Течение реки, ход кортежа, важность происходящего и его, Монео, роль в нем, вызывали в его душе чувство головокружительной неизбежности.

 Мы — не люди, идущие своим путем, думал он, мы — первичные элементы, связывающие воедино один отрезок времени с другим. Когда же мы проходим, то все, что остается позади нас, рассыпается, становясь ничем, то есть тем, что очень напоминает не-пространство иксианцев. Это никогда не становится тем же, чем оно было до нашего появления.