Мелкие капли, разбрызганные из склянки, покрыли Герхарда – будто утренняя роса осела на коже. Не прерывая странной молитвы, Нахтрам снял с огня котелок, установил на столе среди инструментов. Из пузырька тёмного стекла плеснул на тряпицу.
– Герхард, – задумчиво проговорил старик, – отважный и стойкий19
… Ну что ж, проверим, так ли это.Мягкая, терпко пахнущая ткань покрыла лицо инквизитора. И, пока не померкло сознание, он сжимал в здоровой руке оберег – будто тот должен был стать проводником через всё, что его ожидало.
Глава 9
– Пей! Пей, тебе говорят!
Железо раздвигает упрямо сжатые зубы, вливая между ними горькую прохладу.
– Геллия, смилуйся… Нерта, всематерь, не оставь нас в час тягости нашей…
Остро, едко пахнет – смолой, травяным соком, чем-то жжёным.
– Одна часть опия и две части молочая…
Звяканье стекла, треск рвущейся ткани, прохладное касание на миг – и тут же боль, бесконечная боль, бескрайняя, как океан, в котором тонет, теряясь, измученное сознание. И – крик, пронзительный, исполненный муки, и оттого ещё более жуткий, что исходит он из собственного рта…
Когда Герхард сумел открыть глаза, Нахтрам спал, уронив голову на стопку чистых холстов. Седые волосы старика рассыпались по столу, и всюду – на волосах, лице, коричневых морщинистых ладонях – застыли бурые капли и капельки, пятна и потёки. Единственная не погасшая свеча мерцала тусклым огоньком, скупо освещая покрытую тёмными разводами скамью.
Инквизитор шевельнулся, и волна боли вновь накрыла с головой, пробившись сквозь замутнённое сознание. Он застонал – сначала глухо, сквозь зубы, потом громче и громче, пока, наконец, стон не перешёл в отчаянный крик. Он кричал, пытаясь вытолкнуть из себя эту боль, что поселилась там, где до сей поры была милостиво затихшая искалеченная кисть.