Впрочем, и постоянного духовника иногда люди подбирают под свои грехи – или под стремление к утрированному самобичеванию, часто не вполне искреннему. Бывает так, что священники этому потакают – проявляют на исповеди то излишнюю строгость, то угодливую мягкость. Второе, по-моему, сегодня встречается чаще.
Тайну исповеди не должны нарушать ни кающийся, ни священник (обобщения без упоминания конкретных лиц, впрочем, вполне возможны и распространены). Но если пастыри практически никогда не позволяют себе тайну нарушать, то у мирян это очень распространено. Один раб Божий рассказывал по всей Москве о священнике-«либерале»:
– Уж так на исповеди изоврется, уж так изтолерастится! Придумаешь что-нибудь, ну вот, хоть про скотоложество, так он тебе: ну ладно, бывает, это юношеский максимализм…
Понятно, что настоящего авторитета это пастырю не добавляет – а уж «кающемуся» тем более. Люди все-таки ждут от исповеди настоящей строгости, настоящего покаяния, а не историй, придуманных ради прикола. Однако некоторые после таких рассказов потянутся именно к «мягчайшему» священнику – и лишь потом поймут, как сильно обманывались. Хорошо, если поймут раньше Страшного суда.
Многие клирики напрасно боятся говорить кающимся о том, какие бывают грехи. Да, их перечень, приводимый, например, в знаменитой «Афонской исповеди», может шокировать человека, который наивно считает грехом лишь несправедливое убийство, воровство в крупных масштабах, ну и еще иногда супружеские измены. А вот о том, что, например, гадания, чрезмерная ревность или маловерие – тоже грехи, человек может совершенно не задумываться.