Греческая история не начинается с великих эпосов Гомера и Гесиода, которые вкупе дают нам, возможно, самую подробную картину благочестия и личности в древней цивилизации. Она начинается в бронзовом веке, примерно в 1600 году до н. э., – с загадочной цивилизации мореплавателей, известных как микенцы. Они стали первыми великими колонизаторами побережья Эгейского моря и оставили на греческих островах множество даров, за которые теперь мы благодарим древних греков, в том числе, возможно, классический греческий алфавит [14].
Микенцы оставили грекам многих своих богов, в частности Посейдона, бога моря, который, возможно, был верховным богом микенского пантеона (Зевс, воинственное божество, произошел от индоевропейского бога неба Дия и, судя по всему, взобрался на олимпийский трон намного позже). Будучи божеством первозданных вод, Посейдон был естественным образом связан с Геей – богиней земли, еще одним важным микенским божеством (само имя Посейдона означает «муж земли»). Неудивительно, что микенцы обожествляли и ветры – эта стихия природы была столь же неотъемлемой частью духовной жизни мореходов, что и земля и вода. Другие знакомые нам греческие божества, в том числе Афина и Гера, были тоже известны микенцам и тоже, судя по всему, начинали свое существование как божественные воплощения явлений мира природы: Афина, вероятно, изначально была солнечным божеством, а Гера представляла воздух.
Однако в греческих мифах эти боги становятся не столько олицетворением сил природы, сколько обожествлением человеческих свойств: Афина – богиня мудрости; Гера – богиня материнской любви. И хотя греческий пантеон изначально включал десятки различных божеств, отличающихся по происхождению и функциям, ко времени появления эпических поэм Гомера и Гесиода все они фактически сконденсировались в двенадцати основных богах – так называемых олимпийцах, которых греки считали членами одной большой семьи.
Греки не просто полагали, что гора Олимп была пристанищем богов, правящих человечеством; они считали ее местом жительства не очень дружной божественной семьи, все члены которой в причудливых комбинациях вовлечены в космическую драму, как персонажи долгоиграющей мыльной оперы, постоянно вмешивающиеся в дела и сюжетные линии друг друга. Был Зевс – патриарх, отец богов и людей; Гера, которую греки превратили в сестру и жену Зевса; их первенец Арес, бог войны. У Зевса было два брата – Посейдон, смещенный со своего верховного трона в микенском пантеоне, и Аид, бог подземного царства, а также сестра Деметра, богиня сельского хозяйства. Добавим к ним второго сына Зевса – Гермеса, которого верховный бог прижил от богини Майи; еще двух детей – близнецов Аполлона и Артемиду, результат свидания с богиней Лето; Диониса, бога вина и экстаза, сына Зевса и смертной женщины; Афину, которая в процессе эволюции из микенской богини в греческую оказалась дочерью Зевса, рожденной непосредственно из его головы, после того как он проглотил свою беременную жену Метиду; и любимую дочь Зевса – Афродиту, богиню любви и секса.
Древние египтяне тоже организовали своих богов в большую семью на основании отношений трех самых любимых египетских божеств: Осириса, его сестры и жены Исиды и их доблестного сына, сокологолового Гора. Но греки довели идею божественной семьи до совершенства. А почему бы и нет? Есть ли лучший способ определить отношения между богами? Теперь, когда мы просим их нам помочь в наших страданиях, мы можем быть уверены, что они поймут нас. Они понимают наши испытания и злоключения и относятся к ним как к собственным. Барбара Грациози в своей бесценной книге «Боги Олимпа» (The Gods of Olympus) пишет: «Греческие боги знакомы нам, потому что они, проще говоря, составляют семью» [15].
Однако для некоторых греков это-то и составляло проблему. Боги, о которых писали поэты Древней Греции, были слишком аморальны, слишком поглощены собой, их заботы были
Совет богов. Рафаэль и его мастерская. Фреска лоджии Психеи на вилле Фарнезина, Рим (1517–1518)
©
Доведенное до логического конца желание изображать богов все более похожими на человека может быстро показаться довольно глупым. Одно дело – приписывать божеству человеческие качества. Другое – наделять богов всем спектром человеческих эмоций, благодаря чему они кажутся в древнегреческой литературе такими живыми. Действительно ли мы должны представлять высших существ такими, какие они в гомеровских мифах, – блудливыми, вороватыми, завистливыми, похотливыми, легко дающими себя одурачить и в целом развратными натурами, которым просто повезло оказаться бессмертными?