Бог из глины

Кроме шкафа в спальне стояло трюмо, уставленное множеством диковинных флаконов — "Красная Москва", "Фиалка" и прочие ароматы давно ушедшей юности прошлой хозяйки дома.

Надя заворочалась под тяжелым пуховым одеялом. Вылезать не хотелось совершенно. Еще до ее приезда Сергей включил обогреватели в библиотеке и на кухне, но, несмотря на это, осенняя сырость насквозь пропитала остывший дом.

Ступив босыми ногами на холодный пол, Надежда осторожно на цыпочках, чтобы не разбудить супруга, прокралась по длинному коридору вдоль библиотеки и детской, прошла мимо зеркала, которое послушно отразило ее полную, некрасивую фигуру, в старой, но такой любимой ночной пижаме. Осторожно спустилась по ступенькам, на мгновение, задержавшись вдоль двери, ведущей в прихожую, и пошла вниз. Ступеньки, ведущие на кухню, были меньше, и Надежда ступала на них с осторожностью, стараясь не свалиться, и не скатиться вниз с шумом, словно мешок костей, пугая мышей, наверняка затаившихся где-то внизу, в темноте под лестницей.

Пройдя на кухню, Надя некоторое время стояла, рассматривая пыльные шторы, за которыми, по словам мужа, царили пыль, грязь и разный хлам. Старенький "ЗИЛ" тарахтел, наполняя комнату неожиданным уютом, словно пытаясь возвратить то прекрасное время, когда вся страна жила одним дыханием, пытаясь построить что-то величественно-недостижимое.

Мочевой пузырь заныл, напоминая о своем существовании. Надя мышкой юркнула в ванну, и облегченно уселась на старый унитаз, с пожелтевшим сиденьем. Плитка в ванной покрылась странным узором из мелких трещин и паутины. Напротив, на стене сиротливо притаилась простая деревянная полочка, сделанная, по крайней мере, четыре десятка лет назад. Надежда прищурилась — треугольная пластмассовая коробочка глауберовой соли, старый, засохший кусок хозяйственного мыла, окаменевшая мочалка, которой не пользовались, бог знает сколько — остатки прошлого, умирающие, в ожидании своей участи быть выброшенными на помойку.

Нужно будет выбросить хлам — подумалось ей. Надежда кивнула сама себе — ни к чему собирать всякое старье.

Встав с унитаза, и дернув ручку смывного бачка, она подошла к зеркалу. Вмазанный в стену прямоугольник помутневшего стекла, неохотно отразил ее опухшее ото сна лицо.

Черт, не лицо, а какой-то колобок — Надежда скривилась и высунула язык.

Пора будить Сережу и готовить завтрак. Предстоит море работы — убрать пыль и грязь, которые копились в доме на протяжении нескольких лет, проведенных без хозяина (оставшись одной в пустом доме, бабушка Сергея особо не утруждала себя уборкой — закрыла комнаты, которыми не пользовалась, и лишь изредка, насколько позволяли силы, поддерживала порядок на кухне и в спальне).

Вернувшись в спальню, Надя потянулась, и легонько толкнула Сергея

— Вставай соня…

Сергей что-то недовольно пробурчал, и повернулся на другой бок, норовя зарыться с головой под одеяло.

Оставив тщетные попытки разбудить благоверного, Надежда накинула халат, и подошла к трюмо. Огромное зеркало, пара выдвижных ящиков — мечта всякой себя уважающей домохозяйки. Расчесав непослушные волосы, Надя, выпорхнула из спальни, чтобы побродить по комнатам, изучая, привыкая к дому.

Вот зала, огромная комната метров шесть на шесть. Надя грациозно, насколько позволяла проклятая фигура, сделала несколько танцевальных па, кружась вокруг стола, стоящего в центре, ненадолго задержалась возле горки, отметив толстый слой пыли на стеклянных полках, открыла дверку буфета — горы всякого хлама, в том числе старые коробки от конфет, пустые банки из-под кофе, полиэтиленовые кульки, непонятно зачем оставленные прежней хозяйкой дома.

Подошла к старому пианино, откинула крышку. Клавиши пожелтели, потрескались (наверно инструмент окончательно пришел в негодность за все годы, что стоял без дела). Надежда легонько ткнула пальчиком первую попавшуюся клавишу — молоточек внутри ударил по несуществующей струне, издав тихий, глухой звук (большинство струн давно порвались, либо были вытащены и использованы в более прозаических целях не одним поколением бывших владельцев).

Надежда оставила попытки извлечь из старого бедного инструмента хоть какой-нибудь звук, и подошла к висящей на стене картине.

Корабельная роща — сумрачный бор, лесная затока с торчащими из воды камнями — пейзаж навевал осеннюю тоску, и был вполне уместен в этой комнате, сглаживая первую радость от огромной просторной залы (Надежда с восхищением отметила, что размер комнаты составлял не менее половины их прежнего жилища).

Выйдя из залы, она мимоходом заглянула в детскую, (запретное слово вывалилось из уст мужа неловким, неуклюжим колобком, и навсегда, во всяком случае, для нее, прилипло к этой комнате). Пока что в ней лежали бесчисленные коробки и сумки — вещи перевезенные мужем из старого домика, которые еще предстояло разобрать и разложить по местам.