Бог из глины

Надя осторожно встала на них, зачарованно наблюдая за тем, как измерительный диск остановился в десятке делений от заветной цифры — если весы не врали, а делать это им не было никакого резона, она действительно похудела. Мать тут же схватилась за голову, и с удвоенной силой принялась восстанавливать утраченное — теперь в тумбочке оставалось все меньше и меньше свободного места от бесконечных передач, тем более, что у Надежды совершенно пропал аппетит, и все что она могла съесть за день — пару бутербродов, да стакан молока.

Теперь к ее новым увлечениям добавилось еще одно — проснувшись, Надя первым делом вставала на весы, с удивлением и ужасом констатируя совершенно невероятное — она худела, таяла на глазах.

Потеряв первый десяток килограмм прямо в больнице, она встревожилась не на шутку — пыталась запихивать в себя как можно пищи, но кусок не лез в горло, да и после первого же бутерброда в животе образовывалась приятная сытость, так что все ее поползновения не имели успеха. Она теряла и теряла вес, более того изменения коснулись не только злополучных килограммов — она стала немного выше, и уже в плечах. Черты лица смягчились, стали более приятными.

Загадочная женщина одерживала победу за победой — всматриваясь в тревожную гладь зеркала, Надежда все чаще подмечала, что образ незнакомки стал проступать более отчетливо, пускай это и казалось невероятным. Уже тогда Надежда могла представить ее — та другая, была необыкновенно хороша собой, ее стройные ножки, аппетитная попка и упругая грудь могли бы стать предметом вожделения для каждого мужчины. Это немного пугало ее, но незнакомка была так прекрасна!

В какой-то степени именно это помогло ей немного прийти в себя. Отвлечься от боли, что сидела занозой. Ей часто снился один и тот же сон: они вместе с дочкой кормят огромную Жданов-Рыбу, и та шевелит плавниками, довольно открывая рот. Проклятая рыба обвела ее вокруг пальца, но не обманула в одном — Надежда менялась на глазах.

За все время, проведенное в больнице, она потеряла половину веса. Это было так непривычно — только темные круги под глазами выдавали пережитые волнения, но с каждым днем они становились все менее различимыми, и ближе к сентябрю пропали совсем, оставив только привычку носить очки с темными стеклами.

Новая жизнь застала ее врасплох. Она заново постигала утраченное искусство быть женщиной — пришлось вспомнить, как пользоваться косметикой, учиться ходить на каблуках (это оказалось неожиданно приятно — ощущать, как пальцы ног стягивают заостренные носы модных туфель на высоченных шпильках), порой ей даже начинало казаться что та, старая Надя — просто старая фотография, найденная среди прошлогодних открыток, и прочего мусора, который так любят собирать домохозяйки.

О том, что она стала вдовой, ей сообщили, как только она начала "адекватно воспринимать окружающую действительность" — отец долго мялся, избегал смотреть в глаза. Из его скупых фраз, слух Надежды вычленил лишь несколько слов, которые сложились в одну фразу, о том, что она больше не жена Сергея. Как ни странно, эта новость не вызвала в ней никаких особых эмоций — так, легкое беспокойство, словно она уже давно похоронила все то, что когда-то было между ними…

Его обнаружили внизу, в погребе. Сергей лежал лицом вниз, обхватив руками железные дверки. Огромный замок, прежде запиравший их, валялся неподалеку. Тучный, усатый участковый, отворил дверцы, и, наклонившись, стараясь не испачкаться, заглянул внутрь. Там, за дверками не было ничего стоящего — несмотря на скудное освещение, (пыль чуть поблескивала в лучах света, падающих из квадратного отверстия в потолке) можно было рассмотреть следы недавнего пребывания хозяина дома — неровные борозды, оставленные пальцами Сергея, клочья одежды, да окровавленные клочья волос. Когда перевернули тело, все присутствующие поспешили отвернуться, с трудом сдерживая рвотные позывы — беззубый рот, запавшие губы, огромные гнойные раны, словно Сергей был мертв уже давно, и только по странному недомыслию перемещался по дому, бродя живым мертвецом — его следы остались на лестницах, в коридоре, соединяющем лестничную площадку с залой, в спальне — тут и там находили лужи засохшей крови и отставшие кусочки плоти. Он гнил заживо, но при этом нашел силы проделать немалый путь, оставив глубокие царапины на потертых ступенях.