Бог калибра 58

— Почему у вас тут все так устроено? — перебил я. — По кольцам? Все в кольцах. Большое кольцо, маленькие кольца, под землей кольца…

— Дубина ты рыбинская, — как всегда, нагло ответила Алиса. — Ты что, совсем ничего не знаешь?

Я не знал.

— Весь мир устроен по колечному принципу. Земля летит вокруг Солнца по кольцу, другие планеты тоже, и вообще, весь мир движется по кольцам. Как на небе, так и на земле. Кольцо.

Алиса сложила из пальцев кольцо, поглядела на меня.

— В мире все круглое, — сказала она. — Только у тебя голова квадратная. Но тебе идет. А ты про Красную Бутылку слышал? Нет, конечно, я все время забываю… Так вот, Красная Бутылка, она…

Я отметил, что постепенно я привыкаю. К Алисе, к ее манерам. К тому, что она все время смеется, к Рыбинску. Мне даже казалось, что мы с ней уже давным-давно знакомы. С позапрошлого гола.

— … Тот, кто выпьет из этой бутылки, он сразу с ума сходит. Набрасывается на всех, убить пытается. Так в себя никогда и не возвращается, приходится пристреливать.

У нас тоже такие истории рассказывали, похожие. Только не про Красную Бутылку, а про Ложного Рыжика. Что в лесу будто есть такие вот Ложные Рыжики, грибы то есть, они маскируются под обычные рыжики, вместе с ними растут, а потом кто-нибудь собирает, ест — и все, в припадке. Так что у нас теперь рыжиков и вообще не собирают.

— Зачем тогда пьют из этой бутылки? — спросил я.

— Считается, что некоторые не помирают, — ответила Алиса. — Считается, что некоторым она помогает.

— В каком смысле?

— Бессмертия в смысле. Был вроде вот… Выпил из Красной Бутылки — и все, до сих пор живет. И ни пуля его не берет, ни болезнь какая. А раны затягиваются. Так что многие рискуют.

— Жить не хотят, — сказал я.

— А ты хочешь?

Алиса схватила меня за рукав.

— А чего же не хотеть? Все хотят…

— Нет, это понятно, что все хотят. Труперы, наверное, тоже хотят. А вот конкретно ты почему хочешь?

— Привычка, — сказал я.

— Что?

— Привычка. Вот у нас кузнец, Кузя, он всю жизнь кует, это его ремесло, он привык. А моя привычка жить, выживать. Ну, территорию еще зачищать.

— Убивать то есть?

— С чего это убивать вдруг? — обиделся я. — Я никого не убиваю. И не убивал никогда, я же не убийца какой-нибудь. Убивают грешники, а я праведник.

— Постой! — Алиса остановилась. — Как это ты никого не убивал? Вот совсем недавно ты накрошил бомберов…

— Ну и что? Это же не считается. Тот, кто привешивает к поясу человеческие головы, сам не человек уже давно. Это просто разновидность погани, а погань я зачищаю. Успокаиваю, если хочешь.

— Так просто?

— Конечно, — кивнул я. — Все просто. Враг — есть враг. И лучше, когда у него в башке пуля, а не у тебя.

— Ага, — кивнула Алиса. — Так значит, ты праведник… Не, я не пойму все-таки… Они ведь умирают… Все, в кого ты стреляешь.

Я помотал головой.

— Они не умирают, — сказал я. — Умереть может тот, кто живет. Крыса, лягушка, они умирают. А эти все не живут. Они уже мертвы. Но ходят. Некоторые даже бегают. А я делаю так, чтобы они не ходили и не бегали. Совмещаю смерть с неподвижностью.

Красиво сказал, мне понравилось. Смерть с неподвижностью.

— Значит, все равно ты имеешь дело со смертью? — приставала Алиса. — И ее так много вокруг, что ты уже привык Смерть — она тоже стала твоей привычкой, так?

Мне надоело спорить на такие простые вещи, и я не ответил.

— Ладно, не отвечай. Нет, ответь все же — они там у вас все такие?

— Какие?

— Вот как ты? Праведники?

— Ага. Ну, некоторые еще больше…

— Как?! — поразилась Алиса. — Разве можно быть еще праведней?

— Можно. У меня всего три вериги, а у некоторых…

— Тихо! — Алиса ткнула меня в бок, я замолчал.

Огляделся, привычно снял карабин… На самом деле привычно, руки привыкли к оружию. А раньше вот люди к другому привыкали. Работали много, стреляли мало…

— Тут кабаны, — прошептала Алиса. — И место такое, охотничье как раз, специальное. Ну, увидишь. Почти пришли.

Перед нами зеленела широкая плоская равнина. Когда-то, по всей видимости, тут процветал парк, из зеленки возвышались заросшие мхом статуи, прямо как у нас. Чуть подальше разрастались кусты, ничего место, приятное. На поле похоже. Сейчас полей почти не осталось, все лесом заросло, а раньше, Гомер рассказывал, полей много встречалось. И простор от них образовывался, а от простора люди делались добрей, в душе возникала широта. Вообще раньше для воспитания человека много что делалось. Поля, парки, фонтаны, скамейки опять же везде, смотрит человек на скамейку, и хорошо ему.

— Вот, — сказала Алиса. — Как раз местечко, сколько лет подбирали. Удобно… Значит, план таков…

— На кабанов охотимся? — спросил я. — Так вдвоем мы не справимся. Или в засаде сидеть…

— Тут и один справится, — успокоила Алиса. — У нас же все с умом, не как у вас в Рыбинске, никаких засад… Вон видишь все это поле? Я пойду в ту сторону, там, где бугорок, холмик то есть. Встану на этот холмик А ты пойдешь вон в те кусты, которые слева. Понятно?

— Понятно.

— В этих кустах всегда кабаны сидят.

— Зачем?

— Водятся они там! — рыкнула приглушенно Алиса. — Так, слушай, это важно! Не перебивай!

Я не стал перебивать.