Бог — мой приятель

— Я пью их с единственной целью — заглушить собственные мысли. Ты не представляешь, какое облегчение я испытываю, когда они начинают действовать, какое это счастье хотя бы на время отключиться и потерять над собой контроль. Снотворное — наркотик, к которому привыкаешь быстрее, чем к сигаретам, а я так давно его принимаю, что уже не помню, когда начала. Однако я никогда не забуду ту ночь, когда попробовала от него отказаться. Я словно побывала в аду, моя голова была готова взорваться от бессчетного количества роившихся в ней мыслей и образов. Главное свойство снотворного в том, что оно подавляет мысли, не дает тебе думать. Если же оно недостаточно сильнодействующее, тебя затягивает в водоворот подсознания, где ты порой узнаешь о себе такое, о чем лучше и вовсе не знать. Самое худшее, что все это происходит перед сном, когда ты наиболее беззащитен. Моя попытка самостоятельно бороться со своими мыслями потерпела полный провал. Отныне таблетки — мое единственное оружие. Порой мне кажется, что снотворное заменяет взрослым колыбельные, которые им когда-то не допели в детстве.

И тогда я понял, почему Алиса каждый вечер пела нашему сыну перед сном. Она делала это не только для того, чтобы усыпить его. Она делала это, чтобы защитить его, оградить от будущего, в котором бы ему предстояло вести войну с самим собой. Колыбельная придавала ему сил, помогала стать человеком.

Год шестой

Недавно Бог изобрел новый фокус, и каждый раз, когда он его проделывает, я едва ли не лопаюсь от смеха. Он слегка видоизменяет внешность Лео, стоит мне наклониться над его кроваткой. В первый раз, откинув край одеяльца с его личика, а я обнаружил, что вместо носа у моего сына выросло свиное рыльце. В первую секунду я оторопел, но, разобравшись, что к чему, хохотал так, что чуть не умер. С тех пор Бог регулярно проделывал такие штуки, каждый раз выдумывая что-нибудь новенькое. В последний раз, например, он украсил его небольшой бородкой, точь-в-точь как у меня. С ней он выглядел таким забавным милашкой! Ну просто вылитый я, разве что еще смазливее!

Если для меня Лео главный источник счастья, то для Алисы он основной источник проблем. Думаю, все это из-за того, что она слишком сильно его любит. Вопреки моим ожиданиям, ее страхи не только не рассеялись, но, напротив, переросли в настоящую манию. Она не может спокойно сидеть на месте, когда он рядом, — все суетится и хлопочет над ним, будто курица-наседка. Такое необычное поведение начало вызывать во мне серьезные опасения. Ее родители говорят, что она просто чересчур заботливая мать, и ни в чем ее не упрекают. Похоже, они в этом понимают больше, чем я. У меня же просто руки опускаются, и порой я уже не знаю, плакать мне или смеяться над ее причудами. Каждый раз, перед тем как выйти с ним на улицу, пусть даже на несколько минут, она одевает его так, будто собралась на Северный полюс.

— Он же простудится, ты ведь даже не представляешь себе, как легко дети могут заболеть, — объясняет она мне.

Стоит только столбику термометра за окном опуститься ниже отметки плюс пятнадцать, как мой сын превращается в малютку эскимоса, укутанного с ног до головы так, что он даже не может пошевелиться. Когда я интересуюсь у Алисы, откуда у нас в доме взялся этот детеныш мумии, она лишь замечает, что мои шутки в данном случае абсолютно неуместны. Перед уходом она прихватывает с собой внушительных размеров сумку, набитую продуктами и лекарствами, — «на всякий случай, мало ли что». Я безусловно с ней соглашаюсь и признаю, что этих запасов им с лихвой хватит, чтобы продержаться дней десять в бирманских джунглях и тому подобных непригодных для жизни местах. На это она закатывает глаза и делает такое лицо, что я сдаюсь и больше уже ничего не говорю. Заключительная сцена разворачивается в машине, где она по полчаса проверяет и перепроверяет, исправен ли ремень безопасности и нет ли в нем скрытых дефектов, ускользнувших от ее пристального взора при предыдущем осмотре, и хорошо ли пристегнуто детское кресло. Чтобы удостовериться в этом, она каждый раз что есть силы дергает за ремень, и я не удивлюсь, что, когда в один прекрасный день он и впрямь оторвется, она воскликнет: «Вот видишь, я же говорила, что он неисправен!»

В конце концов мне пришло в голову спросить совета у Бога. Уж если мне не под силу ее вразумить, то, может, хотя бы у него получится.

— Послушай, будь добр, поговори с Алисой. Думаю, ей станет легче, если она будет знать наверняка, что с Лео ничего не случится…

— Нет. Это даже не обсуждается.

— Ну пожалуйста, прошу, сделай это ради меня! Ты же знаешь, она умная и достойна встретиться с тобой не меньше моего.

— Ни в коем случае. Она не готова. В ней нет той причины, которая есть в тебе и о которой я расскажу как-нибудь позже. Раз я говорю нет — значит, нет. И не упрашивай меня больше.

— Ну хорошо. Тогда, может быть, ты ей что-нибудь незаметно внушишь, и она перестанет так пессимистично смотреть на вещи? Ты же можешь сделать ее поспокойнее, разве нет?

— Конечно могу, но не буду.

— Почему?