Бог Монстров

— Тогда, если он пожелает вернуться именно туда, мы почтим это.

— И… и что с ней? Она решит пойти с ним!

Взгляд пожилой женщины падает на меня, когда я принимаю сидячее положение.

— Это ее выбор. В этом прелесть того, как мы живем. Многим нашим сестрам в этом мире не оказывают такой же любезности.

— Я просто … хотела его. Однажды.

Все еще со связанными руками Титус трусцой поднимается по каменистой тропе, пока не добирается до нас. Его мускулы влажны от пота и, несомненно, привлекли внимание Лилит, которая достает нож и разрезает веревку, связывающую его запястья.

Запрокинув голову к огромному Альфе рядом с ней, Фрейя смотрит на него с проблеском очарования, которого раньше не было.

— Титус, ты доказал свою состоятельность, и ты можешь остаться, или ты волен уйти.

— А как насчет других мужчин, с которыми я прибыл?

— Они просто обычные люди, поэтому им не будет предоставлено такое же предложение.

Кивнув, Титус отводит мою руку и направляется в противоположном направлении.

— Подожди. Настойчивость в голосе Фрейи заставляет его неохотно остановиться, ссутулив плечи.

— Моя дочь Лилит спрашивает, может ли она доставить тебе удовольствие, прежде чем ты уйдешь.

Дочь?

Задумчивый взгляд, которым Титус бросает на меня в ответ, заставляет мою руку сжаться в кулак, готовую сбить его с лица. Он качает головой.

— Не, я в порядке. Спасибо. Он снова тянет меня за собой, но я упираюсь пятками, чтобы сопротивляться.

— То, что ты делаешь с этими людьми… ничем не отличается от мародеров. Ничем не отличается от безмозглых Рейтеров. Ты производишь на свет детей, рожденных в результате отвратительного поступка.

Лилит делает шаг ко мне, словно собираясь напасть, и Фрейя вытягивает руку, чтобы остановить женщину.

— Ты права, дитя. Мы ничем не отличаемся от мародеров. Она опускает руку, и я наблюдаю, как тепло в ее глазах сменяется печалью.

— Я подозреваю, что ты никогда раньше не была прижата ни к одному из них. Ты никогда не кричала «нет» столько раз, когда у тебя горело горло. Тебя никогда не душила грязь, когда тебя прижимали и уводили, как злобных животных. Ты никогда не чувствовала, что весь мир ускользает из твоих рук, когда ты наблюдала, как твоего собственного ребенка насилуют рядом с тем местом, где ты лежала, истекая кровью.

Я перевожу взгляд на Лилит, губы которой дрожат, глаза полны слез, в то время как слова ее матери, кажется, возвращают ее в прошлое.

— Ты видишь… внутри каждого человека скрывается дикарь. Зверь, который выполняет его приказы ради добра или зла. Ее взгляд метнулся к Титусу и обратно ко мне.

— Я молюсь, чтобы ты никогда в жизни не почувствовала такой беспомощности. Но если это произойдет, знай, что вселенная наблюдает. И на каждое действие есть равная и противоположная реакция. Дети, рожденные от этих людей, будут воспитаны любящими руками, поэтому они никогда не будут так склонны воспринимать себя взрослыми.

Я хочу возразить, что они невиновны и что они не заслуживают такой участи, но, по правде говоря, я ничего не знаю об этих людях или о том, что они сделали.

Глава 3 5

Фонарь мерцает, когда я сижу на краю ванны, запрокинув голову назад, в то время как Титус, стоя на коленях, смазывает рану на моей щеке, куда меня ударила Лилит. Уголок моей губы распух и разбит, горит от укуса, нанесенного им ранее во время чистки.

Есть что-то в Тите, когда он такой нежный. Такое ощущение, что горный лев выбирает салат вместо мяса.

— Ты сражаешься как девчонка. Только мимолетная улыбка показывает его веселье, когда он продолжает смазывать мои раны.

— Сильная и храбрая девчонка.

— Когда они говорили о том, чтобы вздернуть тебя на кол и сжечь, все, о чем я могла думать, это о том, скольких мне придется убить, чтобы этого не произошло. Я никогда в жизни не испытывала ничего подобного.

— Что ты почувствовала?

— Страх. Я была в ужасе. В этом не было ничего сильного или храброго.

— Храбрость — это просто научиться контролировать страх внутри себя.

Я смотрю на его шрамы, оставленные насилием, которому он подвергался в жизни.

— Тебя ничто не пугает. Ни Бешенные, ни мутации или же смерть и банда женщин-психопаток.

Он фыркает от смеха и кивает.

— Мои страхи намного проще.

— Какие они? Расскажи мне.

Убирая ткань с моего лица, он пристально смотрит на меня и тянется, чтобы заправить прядь волос мне за ухо.

— Я боюсь того дня, когда я больше не смогу смотреть в эти глаза. Бросив быстрый взгляд вниз, он подносит мою руку к своим губам и целует костяшки пальцев. — В тот день, когда эти руки больше не будут касаться моей кожи. Подавшись вперед, он нежно целует меня в губы, избегая пореза. — В тот день, когда я больше не смогу ощущать вкус твоих губ на своих или вдыхать твой цветочный аромат. Это то, чего я боюсь.

Мое сердце переполняется, как будто оно может разорваться от всех тех эмоций, которые он пробудил во мне. Настолько сильнее, чем то, что я чувствовала к Уиллу, что это, несомненно, должна быть любовь. Улыбаясь, я обхватываю ладонями его лицо и целую в губы еще раз.

— Пока сердце бьется в моей груди, этот день никогда не наступит.