Бог не играет в кости

Стефан уверенно привел их в недостроенный храм, которые местные власти планировали переделать под городской цирк. Он не раз бывал здесь вместе с отцом; строители советовались с ним, как лучше обустроить здесь акустику органа. На колокольню вела высокая деревянная лестница-стремянка.

– Там! – Стефан ткнул пальцем вверх, и стал подниматься по зыбкой шаткой лестнице, за ним полез постовой. Тучный лейтенант остался внизу. Для острастки церковного вора он вытащил из кобуры наган и стал подстраховывать своего коллегу, держа Полубинского на мушке. Добравшись до первой площадки, Стефан резко оттолкнул лестницу ногой, и милиционер полетел с пятиметровой высоты прямо на своего неповоротливого начальника. Оба с грохотом рухнули на штабель кирпичей, не успев даже выругаться. Стефан же перебрался через кованную оградку площадки и по забытому строителями подъемному канату мгновенно спустился во двор, а оттуда нырнул в густую зелень холма. Через полчаса он был у Магды, которая помогла ему пристроиться к очередной похоронной процессии на новом польском кладбище. Взяв у сторожа велосипед, Стефан благополучно выехал из города и добрался до Щучина, где жила знакомая девушка, одноклассница по гимназии. Только там, в тихой уютной хате, точно такой же, в какой жила когда-то бабушка, он пришел в себя и блаженно уснул на разостланном за печью кожухе.

Глава девятая. Трубадур, звездочет…

Красноармейца-конника Сергея Евсеенко положили в армейский госпиталь, и сам начмед бригврач Гришин осмотрел пострадавшего парня. Евсеенко почти не мог говорить, отвечал только кивками головы.

– Сильно болит?

«Да»

– Говорить можешь?

«Нет».

– Ну и правильно. Молчи пока. До свадьбы все заживет!

– До дембеля… – шепотом поправил его боец, болезненно улыбнувшись.

– Я же сказал – помолчи… Агнесса Станиславовна, а что у нас с зубами? – повернулся он к дежурному стоматологу.

– С зубами не все хорошо. Верхние резцы выбиты, но можно сделать имитацию. Правый нижний клык шатается. Десны сильно травмированы. Нуждается в специальной терапии и в специальном питании.

– Ну, вот вы этим и займитесь, пожалуйста.

– Мне не хватает здесь инструментария и препаратов. Если не возражаете, я возьму его в свой личный кабинет и приведу в порядок.

– Не возражаю. Машина нужна? Возьмите мою.

* * *

Так Евсеенко оказался на Ханайке в квартире Агнессы Станиславовны.

Первым делом она накормила пациента очень жидкой и остуженной манной кашей… Разбитые губы зажили на второй день, гортань была только оцарапана и ушиблена. А вот с передними зубами пришлось повозиться. Красивое лицо парня, его улыбку не хотелось портить вставными стальными ли, золотыми зубами.

Потом они вернулись на кухню, Сергей сидел в кресле-качалке, а хозяйка делала себе маникюр. Сергей, обретя дар речи, рассказывал ей о математике. Да, да, о той самой математике, которую она не любила с пятого класса и всю жизнь. Но парень рассказывал о ней так увлекательно, что Агнешка заслушалась. Это была новая – совершенно неведомая ей и невидимая вселенная – строгая и прекрасная в своей неземной гармонии.

И вдруг она открыла для себя, что ее пациент самый настоящий МИМ, ее идеальный мужчина, несмотря на то, что был младше ее лет на десять. Во-первых, он был высок и красив, во-вторых, он был отважен – кавалерист, казак. В-третьих, многое знал из того, о чем она не имела ни малейшего понятия – математика, да еще не простая, а топологическая. Сергей охотно посвящал ее в тайны этого абсолютно абстрактного и потому абсолютно пустынного бесцветного и беззвучного мира. И что самое удивительное – ей это было любопытно, интересно.

Оставалось проверить его «могу» – «могущественные качества». Она предполагала, что 21-летний парень со столь далекой от реального мира страстью мог не ведать другой страсти, «любви науки нежной». Но ведь однажды он должен постичь и это. И пусть это сделает она. Почему нет? У нее такой опыт, а он – явный девственник. Конечно же, она должна помочь ему стать настоящим мужчиной. От этой мысли у Агнии загорелись щеки.

– У тебя есть девушка? – спросила она, готовя ужин.

Сергей молчал, наблюдая за тем, как хозяйка выпускает содержимое трех яиц в пашотницу.

– Есть, – не сразу ответил он, замявшись.

– Она осталась в Ленинграде?

– Да.

– А как ее зовут?

– Вера.

– Хорошее имя… Блюдо, которое я готовлю, называется яйца пашот. Его придумали французы. Когда варишь яйца без скорлупы, они становятся мягкими, нежными. Как раз для твоей гортани. Французы варят их в кипятке, а я усовершенствовала, видишь, опускаю пашотницу в кипящее молоко… Сейчас попробуешь… У тебя с Верой близкие отношения?

– Мы с ней переписываемся.

– И только?!

Вместо ответа Сергей покраснел. Он никак не ожидал, что его личная жизнь сможет так заинтересовать эту красивую взрослую женщину. Скромная швея-комсомолка с Нарвской заставы не шла ни в какое сравнение с этой ухоженной раскованной дамой.

– Ешь, ешь, не стесняйся… Я и так вижу, что у тебя с ней, кроме поцелуев – ничего не было.