Бог не проходит мимо

К внезапной религиозности своей подруги Настя отнеслась вначале скептически, но, привыкшая всегда и везде следовать за Аленой, и здесь безропотно пошла за ней. Теперь в субботу вечером, в воскресенье утром и по праздникам они вместе шли в храм и пели там на клиросе вместе с другими такими же, как они, девушками. Они соблюдали посты: четыре поста в году и каждую среду и пятницу. Зато как радостно было разговляться на большие праздники, особенно на Пасху и Рождество, когда собирались за праздничным столом всем приходом, вместе с батюшками, алтарниками и певчими. Они очень гордились, что их называют не просто прихожанками, а певчими. На каникулах подруги ездили в паломничества по святым местам, однажды летом даже потрудились на восстановлении одного далекого полуразрушенного северного монастыря, хотя Аленины родители настойчиво звали ее в Сочи и готовы были оплатить и Настин билет, лишь бы дочь поехала отдыхать, как цивилизованные люди.

Алена очнулась от сильнейшей головной боли, казалось, череп вот-вот разорвется, как переспелый арбуз. Пожалуй, такой боли она еще ни разу в жизни не испытывала. Алена попыталась открыть глаза, один глаз распух и не открывался. Вокруг стояла кромешная тьма, Алене даже показалось, что она ослепла. Руслан так сильно бил ее по голове - это все, что она запомнила, - что она подумала: он ее убьет. Она лежала на твердом и холодном. Было очень страшно.

Алена села, застонав от невыносимой боли, противная тошнота подкатила к горлу, во рту стало горько.

«Лучше бы он меня убил», - подумала она, обхватив голову руками, и тут же вспомнила о ребенке.

«А вдруг?» - пронеслась ужасная мысль. Белье было сухим, значит, ничего не произошло.

«Слава Богу! Глаз заживет, голова тоже. А что же дальше?»

Эта мысль показалась Алене ужасной: «Что дальше? Пока ребенок жив, Руслан меня не убьет. Я не хочу умирать в этой вонючей норе!»

Мозг отказывался соображать. Алена вновь попыталась лечь, так было легче, по крайней мере меньше тошнило, адская боль меньше била по вискам: «Будь что будет, он теперь все равно должен меня убить - я сорвала ему операцию, которую он давно и тщательно готовил. Бомбу, которая не сработала, они уничтожат в обязательном порядке. Но почему, почему это случилось именно со мной. Я так любила его».

Она не понимала, как могла пойти на такое - спокойно жить в лагере и готовиться в смертницы.

Алена вновь застонала от боли. У нее не осталось души, только сплошная невыносимая боль. Думать не было сил, она провалилась в тяжелое забытье. Сколько прошло времени, Алена не знала, сквозь какую-то щель под потолком в подвал сочился мутный серый свет, вскоре и он исчез. Она лежала на полу, пахло сыростью. Следующий раз она очнулась от жажды, губы и язык пересохли, в горле пылал пожар. Казалось, что язык весь наждачная бумага.

«Язык мой прильпе гортани моему, - пронеслось в воспаленном мозгу. - Откуда это? Из Псалтири».

Голова наполнилась свинцом. Обрывки неясных мыслей носились вокруг, кажется, начинался бред. Мутный свет опять появился, значит, прошло больше суток. Но какое теперь это имеет значение... Руки и ноги давно окоченели и потеряли чувствительность. Холод проникал до самых костей. Алена вспомнила метель, вначале неясно: ей казалось, что она проваливается в сон или забытье, все кружится, она слышит звуки ветра, все гудит - и холод, холод...

«Метель, снег», - думала она, превозмогая головную боль. «Почему метель?» - Алена попыталась что-то мучительно вспомнить.

Это была ее последняя встреча с Андреем.

Январь 1996 года.Метель началась еще с ночи. Все кружилось и летело в бешеном вихре, в безумном танце снегопада. Дороги в Москве занесло, движение почти прекратилось. Машины буксовали и еле-еле двигались по заваленным рыжими сугробами улицам. В Москве на дорогах снег всегда сначала становится рыжим, а затем черным.

Автобусы на Сергиев Посад отменили. Алене пришлось сесть на электричку, которая ползла с черепашьей скоростью и останавливалась у каждого столба. За замерзшим окном была непроглядная белая мгла. Казалось, это никогда не кончится, но ей очень надо было доехать и увидеть Андрея. Раньше, в детстве, Алена любила такую погоду за романтику и возможность одной побродить по занесенным улицам. Теперь, глядя в заиндевелое окно пригородного поезда, она ненавидела этот снег, эти занесенные леса и поселки. Вагон был почти не топлен, ноги замерзли и потеряли чувствительность. Ей надо было как можно скорее попасть к нему, а снег и метель словно не пускали туда, замели дороги, заставив мерзнуть в нетопленом, еле ползущем поезде.

Сергиев Посад был словно погружен с головой в снежное кружащееся марево. Ноги увязали и скользили, прохожие кутались в пальто и шубы и медленно брели мимо сугробов. Ветер не давал дышать, норовил пролезть под одежду и пройтись где-нибудь между лопаток.