Бог не Желает

На него давил груз истины: он не способен позаботиться о себе. Для выживания нужно нечто большее, чем находить еду и воду или забиваться в пещеры перед приходом ночи. Такое случается или нет, как утомленному пловцу спасает жизнь отмель или песчаный островок. Но величайшая борьба за жизнь начинается между кратких убежищ, в мгновения между тут и там, с каждым вздохом, когда тебя словно тянут в стороны незримые течения.

Он не знал, что делать с пустыми промежутками. Голос в голове, который Рент считал своим, звучал как чужой - как испуганное дитя, меряющее пределы темницы немногих мыслей. Мысли шли круг за кругом, и все на подбор бесполезные и неутешительные.

Солнце садилось, удлинялись тени. Он чесался от укусов, на пояснице под пальцами уже показывалась кровь. Растаявшие под солнцем снеговые лужи почти исчезли; ему приходилось вытаскивать мох из трещин и засовывать нос между камней, чтобы лизнуть воду. Ему начало казаться, что валуны разложены неким узором, но едва намечалась линия, как оканчивалась бесформенной каменной кучей. Эта страна словно была разрушена - возможно, по чьей-то воле.

Дамиск не отыскал его, оставив в душе странное чувство. Когда старый охотник вошел в мир Рента, то чем-то его заполнил; а теперь он пропал. Был живым, а теперь, наверное, умер. И если бы внезапно появился его призрак, Рент зарыдал бы от облегчения. Что угодно, лишь бы кончилось одиночество.

Он съел грибы, но в желудке осталась пустота. На ночь еды нет, и он не видел убежища, в котором можно будет избежать ночного холода. Голос в голове твердил, что выбора осталось мало, и самый простой - сдаться и лечь в трещину, и когда придет смерть... что ж, сопротивляться он не станет.

Тени удлинялись, разлиновав неровную скалу под ногами, тени тянулись от каждого валуна, черные тени деревьев качались, будто те пытались вонзить сучья в твердые камни. Сети теней, узоры трещин и бездонных ям простерлись вокруг.

Тут безопаснее всего не двигаться. Рент спрыгнул с валуна и свился клубком у его подножия. Однако он не мог сделать себя таким маленьким, чтобы укрыться детским одеялом. Стопы и лодыжки вздулись от комариных укусов, и он бережно укрыл их, хотя грубая ткань усилила зуд, и сел, ожидая ночи.

Если Дамиск был прав, мать еще жива. Он был рад этому, и тому, что без него с вечными его жалобами на голод она познает хоть какой-то покой. И сбережет деньги, возможно, сможет залатать крышу. Он вообразил ее в голове: последний мужчина ушел, и она смогла сесть на кровать, и с чердака не доносятся скрипы беспокойного сна сына-великана. Он видел ее лицо: тревожные морщинки пропали вместе с ним, синяки выцвели, и отвалились корочки ссадин. Такая милая.

А по главной улице слоняются дружки: камни в руках, но не в кого их бросить. Пьяница Менжер вышел в переулок вылить собакам отбросы. Капор и Арко и Вихун сидят в таверне, у огня, ибо старикам всегда холодно. Говорят о том же, что и каждый вечер: рыбалка и сети и крючки, и лодки, которые пора заново красить.

Та же луна вышла среди облаков, хотя над другим берегом озера. Те же звезды сверкали там в темнеющем небе. Все не так далеко, как кажется, но ведь не коснешься. Единственной свободой оставалась свобода мыслить, и мысли вились, летая в ночи и не заботясь, как далеко уносят его; и пока смыкалась тьма, чужак в голове замолкал, сдаваясь миру вокруг.

Он слышал летучих мышей, тихие крики угомонившихся птиц, а над головой тянулась звездная дорога духов. Этой ночью не было ветра, и кусачие насекомые облепили его.

Отец его не был богом. Не мог быть. Боги перешагивают горы одним махом, выпивают огромные озера и вырывают деревья, словно цветы. Они столь высоки, что ничто внизу им не важно.

Почти все жители Озера были натийцами. Их загнали сюда многолетние вторжения малазан. Они ушли так далеко, как смогли, но империя все же проглотила их. Но где-то за всем этим началась торговля рабами, и первые рабы были пойманы в лесах севера, они мало отличались от жителей городка. Однако затем работорговцы нашли Теблоров, Великанов было слишком мало, чтобы сопротивляться. Рент не понимал, как можно желать владения себе подобными; но Теблоры были сильнее и жили дольше любых лесных дикарей. Это делало их особо ценными.

Серебряное Озеро богатело. Все жили в хороших домах и вели добрую жизнь, и никто не голодал. Но малазане не любят рабства. Империя запретила его. В Малазанской Империи один человек не владеет другим. И началась битва между законом и деньгами, и не сразу, но закон смог победить.

Дамиск объяснил это, пока они шли вместе. Дамиск болтал, словно в его черепе было слишком много слов и нужно было их вычистить. Он сказал, что история - собрание истин, иногда скрытых или искаженных, даже переплетенных с ложью, но, если искать их упорно, истины являют себя. Но большинство людей не хотят ничего знать, нет, если ложь делает их счастливыми и дарит уют, богатство.

История живет в памяти; однако у каждого своя память, и никто не помнит одинаково. Так что история также - вечный спор истин.