Бог. Новые ответы у границ разума

В любом случае я не верю, что физикалистский нарратив о реальности сможет когда-нибудь действительно объяснить сознание и его интенциональность (или, наоборот, когерентно элиминировать понятия сознания и интенциональности из нашего мышления); еще меньше я верю, что он способен объяснить способность сознательного разума схватывать реальность в абстрактных понятиях; и я совершенно уверен, что ему нечего сказать состоятельного или значительного о способности сознания устремляться к абсолютным ценностям или к трансцендентальным целям. Все эти вещи лежат вне круга того, что современный физикализм с его рефлексивно-механистической метафизикой может признать реальным. В каждой встрече с миром человек погружается в двойственные тайны бытия и сознания; и в самой структуре этой встречи проявляется третья тайна: тайна абсолютного, те конечные цели, на которые сознание ориентировано в своем изначальном схватывании бытия, те постижимые формы природы, которые сама природа (по крайней мере, как мы ее понимаем сегодня) не может постичь. В наших повседневных актах осознания мы уже помещены перед трансцендентным, бесконечным горизонтом смысла, который делает возможным рациональное знание, и тем самым мы ставим вопрос о Боге. И эта ориентация в некотором смысле есть также нравственное расположение воли и воображения. На каком-то уровне – не обязательно на поверхности нашего осознания от момента к моменту, но, тем не менее, на очень личностном уровне – человеческая тоска по истине подразумевает моральное постоянство, верность конечному идеалу, который зовет к выходу за пределы тотального сущего. Мы все, конечно, склонны к эгоизму и часто выбираем веру в то, во что хотим верить, потому что это успокаивает или возвеличивает нас; часто мы считаем, что мы правы, потому что мы отказываемся верить, что мы неправы. Однако даже тогда нам было бы наплевать на верования и убеждения, если бы не глубокая потребность обладать истиной. Даже материалист, который горячо цепляется за свою абсурдную систему убеждений, проявляет благочестие разума, восприимчивого к зову трансцендентного. Атеист, гордо и настойчиво стремящийся убедить других, что Бога нет, делает это из преданности абсолютному, высшим ценностям, божественному. Это старая максима, которая бесит многих неверующих, но, тем не менее, она верна: невозможно осмысленно отвергать веру в Бога классического теизма. Если человек отказывается верить в Бога из любви к истине, он подтверждает реальность Бога этим самым актом отвержения. Какой бы образ Бога ни был отвергнут, он никогда не может быть чем-то большим, нежели идолом: бог, но не Бог; theos[76], но не ho Theos[77]; бытие, но не Бытие в своей трансцендентной полноте. Однако я не буду здесь полемизировать. Я просто скажу, что любая приверженность истине как абсолютной или даже самой авторитетной ценности в лучшем случае парадоксальна для тех, кто склонен к натурализму; и все же такая приверженность на каком-то уровне неотделима от всей рациональной жизни. Всякий, кто искренне верит, что истину следует чтить и что разум должен желать познать истину в порядке безусловного обязательства, тем самым соглашается с очень древним метафизическим утверждением: истина – это еще и благо.

III