Бог. Новые ответы у границ разума

Американский философ Ричард Тейлор однажды проиллюстрировал эту тайну, превосходно и причудливо, образом человека, который, прогуливаясь в лесу, непонятно как наткнулся на очень большую полупрозрачную сферу. Естественно, он ошеломлен явной странностью вещи и задается вопросом, как такое могло произойти. Более того, он безусловно ни за что не смог бы подумать, будто это случилось без всякой причины и без всякой возможности дальнейшего объяснения, – это он счел бы просто нелепостью. Но, добавляет Тейлор, этот человек не заметил, что может задать тот же вопрос и с тем же успехом о любой другой вещи в лесу, о скале или о дереве, например, а не только об этой диковинной сфере, и не может этого сделать только потому, что нам редко приходит в голову вопрошать об онтологической родословной вещей, к которым мы привыкли. Наше любопытство по поводу непонятной сферы было бы вызвано ее очевидной неуместностью здесь; но, что касается существования, все в некотором смысле неуместно. Как продолжает Тейлор, вопрос был бы не менее понятным или уместным, если бы мы представили эту сферу как расширенную до размеров Вселенной либо как сжатую до размера песчинки, как существующую вековечно либо как существующую всего несколько секунд. Именно само это неожиданное «просто наличие» (thereness)[36] вещи, лишенное какого-либо прозрачного обоснования данного факта, и побуждает нас к пониманию ее с точки зрения не просто ее природы, но и самого ее существования[37].

Однако тайна бытия становится более глубокой и даже в какой-то мере настоятельной, когда человек размышляет не только о кажущейся необъяснимости существования как такового, но и о природе вещей, которые существуют. Физический порядок в каждый момент времени сталкивается не просто со своей онтологической случайностью, но и с сущностной онтологической бедностью всех физических вещей – с их необходимой и тотальной зависимостью от внешних реальностей, благодаря которым они существуют ежемгновенно. Все, что доступно чувствам или представимо уму, полностью подчинено анниче (если использовать буддийский термин): непостоянству, изменчивости, быстротечности. Все физические вещи составны, то есть сводимы ко все большему разнообразию своих отдельных частей, и поэтому сущностно непостоянны и склонны к растворению. Более того, все вещи подчинены времени: они не обладают полной идентичностью сами по себе, но всегда находятся в процессе становления чем-то другим, а следовательно, и в процессе становления ничем. Существует чистая хрупкость и необходимая незавершенность любой конечной вещи; ничто не имеет своей актуальности само по себе, полностью реализуемой в каком-то прочном настоящем моменте, но всегда должно получать себя извне, а дальше – только утратой себя в то же самое время. Ничто в космосе не имеет почвы для своего собственного существа. Используя старую терминологию, каждая конечная вещь – это соединение сущности («what it is») с уникальным существованием («that it is»), так что одно совершенно бессильно объяснить другое или объяснить себя в этом отношении и одно никогда не может полностью или постоянно обладать другим. Например, человек знает о себе, что каждое мгновение его существования – это лишь частичная реализация того, что он есть, достигнутая путем отдачи прошлого будущему в исчезающем и бесконечно малом промежутке настоящего. И наша сущность, и наше существование приходят откуда-то еще – из прошлого и будущего, из окружающей нас Вселенной и всего того, от чего она может зависеть в цепи причинно-следственных зависимостей, направляющихся и назад, и вперед, и вверх, и вниз, – и мы получаем как сущность, так и существование не как владение, обеспечиваемое в неком абсолютном состоянии бытия, но как мимолетные подарки, лишь кратковременно схватываемые внутри онтологической нищеты становления. Все, что мы есть, – это динамичный и опасно контингентный синтез тождества и изменения, колебание между бытием и небытием. Если использовать другую очень старую формулу, наше «потенциальное» всегда сокращается или сворачивается в конечно «актуальное» (всякий раз навсегда исключая все прочие возможности для нашего существования), и только таким образом мы можем освобождаться для живой неопределенности будущего. Таким образом, мы живем, движемся и существуем, только испытывая бесконечное число благоприятных условий, и становимся тем, чем мы будем, только простившись с тем, чем мы были. Проще говоря, пользуясь бытием, мы постоянно от него зависим, а не порождаем его из какого-то источника внутри самих себя; и то же самое относится ко всей той сложной сети взаимозависимостей, которая составляет природу.