Бог одержимых

   Она права. Пью тёрпкую жидкость. Ничего. Терпимо.

   - Утром и вечером, Сёма, - говорит она, усаживаясь в кресло напротив. Полы халатика послушно ползут вверх по крепким загорелым ногам и останавливаются в сантиметре от самого интересного. - Через день кровь очистится от сексоингибитора, но в туалет придётся побегать...

   - Напугала! - я запускаю вилку в пластиковую посудину с салатом из капусты.

   - Для лимаксы - минутное дело. Шутя кровь чистит, может, согласишься? Это как гирудотерапия...

   Нет. Это как ушат холодной воды. Сразу хочется назад, в камеру. К простой и ясной жизни арестанта.

   - Ладно, забудь, - она досадливо машет рукой. Соломенные волосы от резкого движения вздрагивают вместе с грудью. - Не напрягайся. Мы уже один раз сделали ошибку. Не нужно ничего рвать. И доказывать ничего не нужно. Просто поешь котлеты с макаронами. А после всё обсудим.

   - После котлет? - я возвращаюсь к ужину; в камере кормят по-другому.

   В конце концов, за эти пять лет много чего произошло. И от того максимализма, который когда-то будил во мне безрассудство, мало что осталось. Наверное, поэтому, когда она закурила, я только спросил:

   - Давно куришь?

   Она улыбается, красивым жестом отводит руку в сторону и смотрит на тлеющий кончик сигареты:

   - Вот как мы расстались, так и начала. Ты же понимаешь - вреда никакого. Минздрав предупреждал-предупреждал, а лимакса предупредила...

   - Как и всё остальное.

   - Ты против?

   - Никотин охотился на лошадь, а червь убил человека.

   - Глупости, - она небрежно ведёт сигаретой в воздухе. - Глупости и расизм.

   - Кому как, - я пожимаю плечами. - Для меня чистота человеческой расы - не пустой звук.

   - "Чистота расы"? У тебя давно был секс с человеком?

   - Ха! - смех сухим комом застревает в глотке. - Какой секс, милая? Я в армии. В дисбате...

   - Ты прекрасно понял, о чём я! И не нужно бравировать несуществующими тяготами. В армии ты шестой месяц. В дисбате - второй. И наверняка за отказ от соития с лимаксой. Верно?

   - Верно, - неохотно соглашаюсь я. - Вот только про "секс с человеком"... ты зря.

   - Это почему же?

   - Потому что "человеческих женщин" больше нет. Полным составом подались в мутуалки. Умным захотелось стать красивыми. Красивым - умными. Нет больше человеческих женщин, Марина. И человечества больше нет.

   - Ты нисколько не изменился, - недовольно хмурит брови Марина, - всё драматизируешь.

   - Нет, милая, это не драма, это - трагедия. Я слышал, что вы уже и забеременеть можете по желанию...

   Я вытираю салфеткой губы и беру стакан с чаем. Да! Это не наше отвратное пойло с привкусом мыла. Это - чай!

   - Всё под контролем, - соглашается она. - Биохимия, гистология, вегетация...

   - Ура алкоголю и наркотикам! - дурашливо тяну старую песню. - Без будуна и зависимости!

   - Это плохо?

   - Не знаю, - я возвращаю на поднос пустой стакан. - Уже не уверен. Только если червь "чистит" и "продуцирует", для чего вообще табак и алкоголь? Пусть бы себе и гадил наркоту прямо в кровь, по капле. Ходили бы под вечным кайфом.

   - Ради эстетики процесса, дорогой.

   Она эффектно выдыхает очередные три литра сизого воздуха, безнадёжно испорченного никотином, и гасит сигарету в одной из моих пустых тарелок. Я ставлю поднос с использованной посудой на пол, и Маринка тут же усаживается мне на колени. Она поправляет волосы, и мы целуемся. Нежно и долго... как и следует целоваться любовникам после долгой разлуки.

   От неё пахнет ландышем и чистой кожей. Карамельный привкус губнушки напоминает о студенческих временах. И никаких следов никотина...

   - Я где-то читал, что теперь для беременности вам и мужчина не обязателен?

   - Даже вреден, - безразлично соглашается она. - Труднее контролировать: мальчик или девочка, цвет глаз, волос...

   - И ты будешь утверждать, что это не смерть расы? Неслыханно: человек размножается почкованием!

   - В самом деле, - она не скрывает насмешки. - Как-то не по-божески: безболезненные роды, плевать на резус-фактор и контрацептивы. Никаких циститов-маститов, патологий незрелости, генетических болезней и уродств. А что, собственно, ты бы хотел оставить из этого списка?

   - Характер, дорогая, - я сыт и благодушен. Тема нисколько не напрягает. Тепло и уютно. У меня на коленях - самая прекрасная женщина в мире. И она просто ждёт, когда я отнесу её в постель. - Человечество забывает о трудностях. Мужчинам не нужно тренироваться до седьмого пота, чтобы выглядеть мужчинами. Подсадил червя на спину - оп-ля! Готово! Аполлон, мать его! Все - аполлоны. Поголовно. Женщине не нужно мучить себя диетами и постоянно думать о том, как она выглядит. Червя на спину, хлоп! Венера!

   - И что же в этом плохого?

   - Дармовщина, Маринка. Человек делал себя, превозмогая трудности. Черви убили трудности. Без трудностей нет людей.

   - Мне кажется, ты идеализируешь человека, - мягко говорит она. - Сколько мужчин тренировалось "до седьмого пота"? Я, к примеру, знаю только одного. И что же, чёрт подери, плохого в том, что теперь каждый делает своё тело, как ему нравится? Неужели мир будет уродливей, если все будут аполлонами и венерами?