Бог огня

Сонька опять начала подвывать — ее потревожил резкий неприятный запах, исходивший, скорее всего, от плоского металлического ящика, который женщина доставала из багажника. Сонька была опытная дворняга, много чего в жизни повидавшая, но сейчас она с удивлением наблюдала за этой странной женщиной. За тем, как, отвинтив крышку, она поднимала над собой ящик и, слегка отклонившись назад, подставляла грудь неровной, толчками выходившей из горлышка канистры струе, а потом роняла опустевшую канистру и стояла, окутанная облаком плотных, почти различимых на глаз испарений. Ладони ее были сомкнуты лодочкой, подпирали вздернутый подбородок, а взгляд устремился куда-то поверх крыш.

— Ну давай же… — тихо произнесла она. — Ведьмам положен костер.

Б. О., равнодушно наблюдавший за странными действиями женщины, облокотившись на крышу автомобиля, покачал головой.

— Давай, братишка, — повторила она. — Я заплатила за это очень большие деньги.

— Ладно, хватит, — ровным, безразличным тоном произнес он. — Давай оставим эти опереточные страсти.

Он взял ее за руку и повел к подъезду. Она не сопротивлялась. Со стороны она походила на марионетку, которую кукловод вел к кулисам.

* * *

Неделю спустя она почти ничего не помнила из того дня: как он наполнял ванну, раздевал ее, сбрасывая пропитанные бензином вещи в большой пластиковый таз, а потом уходил куда-то, и она долго сидела голая на табуретке, дожидаясь его возвращения, ничего не видя, не слыша, точно впала в кому. И начала приходить в себя, только оказавшись в теплой пене, точнее сказать, не совсем в себя.

Да-да, не в себя, а в какое-то иное тело, обтянутое новой, свежей кожей и разогретое бегом какой-то новой крови.

Теперь, неделю спустя, рассматривая себя в зеркале, укрепленном над умывальником, она находила, что Та прежняя, пропитанная бензином женщина ей отдаленно знакома, но не более того, потому что позади были семь странных, безумных дней — рестораны, ночные клубы, кажется, галерея Гельмана — день за днем, ночь за ночью…

— Черт, он какой-то шаман, наверное, — пробормотала она, обращаясь к своему туманному отражению в запотевшем зеркале. — Это невероятно, но мне опять хочется жить.

Она закуталась в халат, вышла из ванной, осторожно заглянула в комнату.

Б. О. лежал на диване с книгой в руке. Всю неделю он спал на этом старом, доставшемся в наследство от бабушки диване, в узкой и темной, без окон, комнатке, отделенной от спальни деревянной перегородкой. Он засыпал мгновенно, и она, слушая его ровное дыхание, недоумевала, почему, пробуждаясь, не находила его рядом: любой нормальный мужчина давно отыскал бы предлог, чтобы перебраться под ее одеяло.

Она присмотрелась к бурому, вытертому переплету книги — в ее библиотеке такой не было. Должно быть, он принес ее с собой в кожаной сумке через плечо, которая составляла весь его багаж.

— Что пишут новенького?

— А? — Он оторвался от чтения и поднял на нее невидящий взгляд. — Да так… Очень, как говорил когда-то вождь трудового народа, своевременная книга. Возможно, она нам поможет хоть как-то разобраться в этой нашей странной теперешней жизни. Понять кое-что…

— Что именно?

— Да как тебе сказать… Контекст. Среду нашего обитания.

Она постояла перед диваном, мерно раскачиваясь с пятки на носок.

— Ты хочешь согнать меня с моего дивана? — улыбнулся он.

— Да. Приходи.

Она вошла в спальню, скинула халат и легла в постель.

* * *

— Смотри, какая любопытная! — улыбнулся Б. О., застыв на пороге и косясь на подоконник. — А ну-ка отвернись и гляди на улицу!

Бася проследила за его взглядом: на подоконнике в рыжем заплесневевшем горшке росла старая герань.

— Думаешь, она за нами подглядывает? — спросила Бася, приподнимаясь на локте.

— Разумеется, — кивнул он, опускаясь рядом на кровать. — Цветы по природе своей очень любопытны.

До чего же он странный человек, подумала она.

Хотя занятно вообразить себя сидящей в горшке на подоконнике и занятой подглядыванием за лежащими в постели мужчиной и женщиной… Свет уличной неоновой лампы, работавшей вполнакала и потому напоминавшей зрелую сливу, проникал в комнату и окрашивал ее в лиловые тона. Оттуда, с подоконника, должно быть, хорошо видно, как его рука шевельнулась и указательный палец принялся описывать на груди женщины медленные круги, постепенно сужая их вокруг соска. Однако то ли добыча оказалась невелика, то ли какие-то хищные, Тамерлановы инстинкты тревожили эту руку, но она двинулась на завоевание новых территорий. На реберной дуге рука уже пробиралась по-пластунски, медленно-медленно… Скользнула по животу, окутала бедро, замерла. И, отдохнув на бедре, двинулась дальше, но в этот момент женщина рывком поднялась, села на постели, натянула на плечи простыню.

— Господи, что мы делаем, — прошептала она.

— А что мы делаем?

— Не знаю…