Бог огня

— Это не моя профессия. Для таких дел в нашей степи существует целая армия специалистов.

Она поперхнулась дымом, закашлялась, кофе из чашек выплеснулся на поднос.

— В степи? При чем тут степь?

Он не заметил ее вопроса.

— Зачем ты тогда согласился?

— Не было выбора. Пришлось… — Он встряхнулся. — Оставим это. Допивай кофе. Нам пора.

— Подожди. Но все эти три недели ты ведь ходил за мной, я чувствовала, да, нутром, инстинктом: ты где-то рядом, за моей спиной. И звонил, молчал в трубку.

— Ходил. Так, на всякий случай. Чтобы ты не наделала глупостей. И потом… — Он подумал. — Мне надо было понять.

— Я хочу видеть твои глаза.

Он подошел, сел на краешек кровати.

— Ну?

— Так ты сразу догадался, от кого исходит заказ?

— Не сразу. Но догадался.

— И что теперь?

Вместо ответа он взял с тарелки тост, намазал его джемом, откусил. Глотнул кофе.

— Что-то во всей этой истории не так. С самого начала не так. Не на месте стоит. Тут какие-то игры. Хорошо бы узнать…

— Что?

— Кто сдает эту колоду. Какие ставки. И вообще, что это — покер? канаста? пьяница? — Зажмурился, помассировал глаза, несколько раз беспомощно моргнул. — Пора ехать.

Она упала навзничь, прикрыла глаза.

— Я не могу. Правда.

— Сможешь. — Он потянул на себя одеяло. — Соберись. Напрягись. Труба играет подъем.

— Как ты не понимаешь!..

Как он не понимает, что просто нет сил возвращаться туда.

Ведь не просто дом сгорел — здоровенный кусок жизни лежит под черными бревнами, которые, наверное, уже оплетает свежая трава.

— Я понимаю, — глухо отозвался он. — Понимаю. — Наклонился, поцеловал в висок. Его левая рука скользнула под спину, правая проникла под одеяло, прошлась по животу, задержалась на мгновение над мягкими шелковистыми волосами, спустилась к бедру, проползла под согнутые колени. Б. О. шепнул: — Давай. Я отнесу тебя на руках. Мы залижем эти раны.

* * *

За поворотом, там, где от трассы ответвляется узкая лента покоробившегося асфальта, с натугой взбираясь на крутой пригорок, чтобы потом с разгона вкатиться под темный свод далекого леса, она закрыла глаза. Сидела, вжавшись в кресло, как пилот, испытывающий в каждой клетке тела тяжесть перегрузок. Давило, вминало в кресло все прежнее, до боли знакомое. Все то, на что не было сил смотреть, но что просачивалось под сомкнутые веки: легкий толчок — да, при въезде на пригорок небольшая пологая ямка, тут машину всегда подбрасывало. Значит, слева по ходу сейчас откроется поле, заставленное кургузыми, наскоро сколоченными из старых досок времянками, и за сетчатыми изгородями можно будет различить согнутых в три погибели огородников.

Б. О. начал сбавлять скорость, притормозил. Она стряхнула с себя полудрему, бросила взгляд в окно. Поле, оправленное у горизонта в темную раму леса, лежало слева по ходу тряской бетонки и походило на взбаламученное, расшевеленное какой-то острой внутренней болью болото, выдыхавшее голубоватую дымку испарений. Над ним волнами стелилась стая черных птиц, рассыпавшаяся то тут, то там бурными, гортанно оравшими брызгами, — эти вспышки подвижной жизни разнообразили унылый пейзаж. Впрочем, не только они. В километре от бетонки, точно выдерживая линию строя, шли три трактора, монотонно месили широкими гусеницами почву, а вокруг них беспорядочно, по-комариному роились микроскопические темные фигуры, в которых, если напрячь зрение, можно было узнать людей.

— Пашут? — недоуменно произнес Б. О., вглядываясь в даль.

— Да нет, — вяло отозвалась она. — Там свалка. Свозят из города вторсырье жизни… А бульдозеры его растаскивают. Окно закрой, а то запашок оттуда тот еще долетает… Эй, что с тобой?

Б. О. будто бы не слышал ее — с минуту он сидел, невидяще уставившись перед собой и приоткрыв рот, и со стороны казалось, что он впал в сомнамбулический транс. Потом медленно повернул голову. В его глазах стояло то странное, неотчетливое выражение, которое ей уже как-то приходилось видеть, — только где и когда? Наконец его взгляд начал проясняться, и в нем появились то ли догадка, то ли озарение.

— Все как по писаному, — произнес он странным тоном. — Нас жалуют пашнями, как мы того желали…

Он быстро посмотрел в сторону огромной помойки и стукнул кулаком по рулевому колесу:

— Эх, степь да степь кругом, путь далек лежит!

— Да ну тебя, — вздохнула она и опять прикрыла глаза.

Б. О. вел машину уверенно, на приличной скорости, профессионально мягко, без шараханий в стороны, подергиваний; краем глаза он видел ее, вжавшуюся в кресло, и потому старался, чтобы рельефы знакомой дороги, ее изгибы, повороты, впадины не отзывались бы избытком перегрузок, — она это чувствовала и про себя благодарила его.

— Сбавь скорость. Сейчас будет развилка, — подсказала она, не открывая глаз. — Нам налево, вторые ворота справа по ходу.

Машина плавно остановилась. Хлопнула дверца. Она продолжала сидеть на своем месте.

В прошлой жизни все было наоборот. Митя оставался за рулем, она выбегала растаскивать тяжелые, скребущие землю створки ворот, потом стояла, придерживая левую: та по инерции закрывалась.

Машина тронулась, она разомкнула глаза.