Бог огня

— Странный какой-то... Вроде приличный человек, но что-то в нем было такое, отчего кровь начинала стынуть в жилах. — Хозяин склада задумался. — Да, у него глаза необычные. Круглые, желтоватого оттенка. И взгляд рыбий какой-то... Как у акулы. Я сразу понял, что лучше с ним не связываться.

— Рыбий взгляд... — Б. О. помолчал, наблюдая за тем, как пожарные растаскивают остатки обгоревшего товара. — Добра на этом складе было, насколько я знаю, немного? Не то что на другом вашем складе, ведь так? Хороший склад. Беда только, что он соседствует с хранилищем горюче-смазочных материалов.

— Да, — механически подтвердил молодой человек. — А к чему это вы?

— К тому, — Б. О. ласково погладил собеседника по голове, — что если бы я хотел пустить вас по миру, то давно бы сделал это. Но вы мне почему-то симпатичны. — Он повернулся и медленно направился к выходу с пустыря.

У тополя он задержался и долго смотрел на мощный ствол — медленное движение вверх неудержимой древесной лавы, пробивающей себе путь по извилистым замысловатым руслам и застывающей высоко в небе.

3. Тетрадка старого профессора

Бася лежала на диване, свернувшись таким уютным калачиком, что и в самом деле походила на впавшую в полудрему кошку, закрывшую мордочку лапой и обвившую себя пушистым хвостом.

— Где ты все время пропадаешь? Где ты ходишь? — Она приподняла голову, потянула носом, принюхалась. — От тебя дымом пахнет. Насколько я понимаю, твой шедевр состоялся?

Он молча опустился рядом с ней на кровать.

— Почему ты вечно молчишь? Ну... — Она хотела что-то добавить, но перебила цепь телефонных звонков. Бросив короткий взгляд на будильник — половина двенадцатого ночи, — она со вздохом подняла трубку и, зажав ладонью микрофон, вопросительно посмотрела него.

— Тебе, кажется, кто-то звонит, — напомнил он.

Звонили из дачного кооператива: завтра прибудут грузовики вывозить остатки сгоревшей дачи.

— Придется съездить, — вздохнула она.

— Придется, — кивнул он. — Мне надо на все это посмотреть.

— Зачем?

— Затем, что в этой истории что-то не так.. А теперь давай спать.

— Ну нет... — сладко потягиваясь, промурлыкала она. — Пора мне забираться на чердак, а оттуда— на крышу.

— Что-что? — поперхнулся Б. О.

— Милый, — прошептала она, мягко улыбаясь. -Ты разве не знаешь, что там, на крышах, пролегает у Нас, у кошек, тропа любви?

В его холодных глазах внезапно промелькнуло тепло. Он кивнул и начал расстегивать пуговки сорочки.

* * *

С утра не хотелось ничего — просыпаться, шевелиться, потягиваться, видеть полосу света в проеме неплотно задернутых штор, улавливать запах кофе, плывущий из кухни, — Б. О., по всей видимости, готовил завтрак.

Она лежала с закрытыми глазами, пытаясь вернуть себя в вязкий, мягкой лавой текущий сон, водвориться обратно в его теплую, засасывающую тину, в глубинах которой так хорошо лежать без движения до самого вечера. Его рука ласково извлекла ее из материи сна — он поглаживал плечо, тихонько подтолкнул, потом еще раз и еще.

— Пора. Просыпайся.

Она ответила протяжным томным постаныванием.— не хочу, оставь меня в покое, еще рано.

— Давай, давай, надо выехать пораньше.

— Куда выехать?

Ах да, на дачу — сегодня прибудут грузовики расчищать пожарище.

Вчерашний полуночный звонок из дачного кооператива она восприняла равнодушно, но сегодня его смысл проявился в полной мере: возвращаться на пепелище, к знакомым деревьям, к пышному, распятому на решетчатой подпорке розовому кусту. К старой березе, нависшей над беседкой. К колодцу в дальнем, захваченном кустами лещины углу участка. К можжевеловому дереву, зеленой свечкой возвышавшемуся у крыльца бани, — там, в тугом переплетении тонких густых ветвей на уровне человеческого роста, Митя прошлым летом обнаружил птичье гнездо и, осторожно раздвигая мягкую хвою, показывал: смотри, как уютно устроились!

Очень уютно, очень: птенцам, надежно укутанным плотным хвойным коконом, было, наверное, тепло, сухо, безопасно. Увидев этот миниатюрный, так умно и рационально устроенный птичий дом, она поймала себя на мысли, что ей хочется сжаться в крохотный пушистый комок, вкатиться в свитую из тонких прутьев чашу гнезда и сидеть там, вдыхая запах теплого материнского пуха.

Когда Б. О. деликатно дотронулся до плеча и позвал — пора ехать! — она почему-то сразу увидела именно гнездо, точнее, в ней пробудилось ощущение тепла и уюта, возникшее тогда при первом взгляде в глубины можжевелового дерева, а уже из него проросло все то, что будто бы схлынуло, ушло в мыльную пену вместе с парами бензина — тогда, в день знакомства с Б. О.

Поэтому она физически чувствовала теперь свинцовую тяжесть прошлых дней и не понимала, как это ему, энергично работавшему мягкой губкой, удалось смыть эту тяжесть, содрать с нее вместе со старой кожей тогда, в день их знакомства.

— А? — вздрогнула она. — Что?

Он стоял у кровати с подносом: кофейные чашки курятся легким дымком, как пробуждающиеся вулканы, загорелые тосты в пятнах аппетитного румянца источают сладковатый запах, малиновый джем в блюдце — аппетитно лоснящаяся горка.