Я хочу рассказать об одном случае – нередком в смысле неоднозначности его симптоматики. Речь идет об одном молодом человеке, который пришел ко мне по поводу нервного истощения и депрессивных состояний. Назовем его Михаилом. Он считал себя верующим, но был полон сомнений; на нем лежал отпечаток постоянной необходимости отличных результатов в учебе сопряженный со страхом неудачи. Он не раз бросал учебу и работу и не был в состоянии принять какое-либо определенное решение. Он напоминал буриданова осла, стоящего в нерешительности перед двумя охапками сена и, умирающего от голода. Михаил жаловался на боли в спине, большое давление на лоб и астму. Запор чередовался у него с поносом. Вдобавок, в последние три недели ему отказала правая рука; он чувствовал ее, как парализованную. И ко всему этому, доктор обнаружил у него почечную недостаточность. В таком жалком виде находился этот двадцативосьмилетний студент, когда обратился ко мне за помощью. На анамнезе выявилось, что у него были очень честолюбивые родители, люди много работавшие, чтобы добиться признания и успеха. Если он не справлялся мгновенно со своими заданиями, к нему тут же кидалась его нетерпеливая мать и подгоняла его. Конечно, она желала ему добра, но не замечала, что душит сына своей чрезмерной заботой и боязнью. У мальчика появилась астма. Затем, как результат возрастающих страхов и неудач, связанных с большими ожиданиями родителей и умственными блокадами во время письменных контрольных работ, организм начал реагировать «символическими» кишечными расстройствами: понос стал чередоваться запором. Можно сказать, что тело вершит то, чего боится душа: с одной стороны, это страх провалиться, а с другой – честолюбивое отталкивание, оттеснение ощущений страха или тревоги. Эта вечная боязнь неудачи, в конечном счете, ударила по почкам пациента, являющимся главным центром эмоциональной деятельности, в то время как головная боль есть выражение нарушения интеллектуальной деятельности человека. И тут можно проследить впечатляющее взаимодействие тела и души. То, что Михаил постоянно прерывал учебу, было результатом глубоко засевшей в его душе боязни провала; каждый раз, когда ему не удавалось добиваться требуемых от него блестящих результатов в учебе, он впадал в депрессию, ощущая болезненно взваленную на себя ношу. В последнюю очередь запротестовала правая рука – и «онемела от страха». Но именно она и проложила ему наконец путь к выходу из создавшегося положения: возможность сохранить свое лицо. Жить с онемевшей рукой, которая мешает писать, казалось ему, во всяком случае, гораздо благовиднее перед обществом, чем быть неудачником.
Мы говорили и об его отношении к Богу. Меня нисколько не удивило, когда я увидел, параллели к образу родителей. Рассудком он понимал, что Бог – иной, но чувство этому не поддавалось. И с мертвой точки его сдвинула лишь переоценка вызвавших его болезнь мнений о значении успеха и карьеры, а также скрывающегося за ними ложного убеждения, что любимы только преуспевающие люди. Бог не желает жертв и, несомненно, не разделяет мнения, что главное в жизни – успех; он хочет доверия и милосердия. После каждого нашего приёма следовала молитва, в которой, подытожив все данные, я являл их Богу.