Бог паутины

Благоухающий цветением сад отделяла от песчаного пляжа только асфальтовая лента дороги. Буйная субтропическая зелень скрывала отдельно стоящие виллы с плоскими крышами и глубокими лоджиями, затененными черепичным навесом, ступенчато ниспадающим с третьего на второй, а затем и на первый этаж, где Климовицкому предстояло прожить по меньшей мере неделю, а то и две. Гирлянды бордовой и нежно-фиолетовой бугенвилии навевали ощущение непреходящего праздника. Поистине, щедрость критских богов не знала предела. Белоснежные стены комнаты, с нарочито шершавым рельефом, и пол из плит искусственного мрамора, казалось, впитывали отсветы неба и моря, голубея прохладой высокогорного фирна. Лоджия выходила во дворик, густо засаженный пальмами и кактусами. Гигантский цереус, похожий на трезубец бога морей Посейдона, едва не касался своими колючками ярко-розовой черепицы. Каменная горка с коллекцией цветущих эхинокактусов и опунций выгодно подчеркивали горделивое одиночество этого живого фетиша, привезенного из какой-нибудь мексиканской пустыни. Стало понятно, почему гостиница - Hotel bungalows - и примыкающий к ней пляж с разноцветными зонтиками и шезлонгами именовались "Cactus beach".

Международный туризм поспособствовал не только смешению языков, но и расселению флоры. В бассейне цвели амазонские кувшинки, на крыше гаража вызревали декоративные китайские тыквочки, а канадская голубая ель отлично уживалась с японской камелией. В каждом фрагменте этой живой мозаики ощущался намек на некую неохватную целостность, которую дано прочувствовать, но не понять.

Окаймленные шпалерами роз тростниковые беседки обвивали виноградные лозы, а по стенам вились узловатые жилы глицинии. Напоенная соком благодатного краснозема, она впала в осеннюю дрему, слабо отзываясь трепетом жестяных листьев на дыхание моря.

Не в пример благопристойной немчуре, Климовицкий не утруждал себя проходом по каменным коридорам, а, перемахнув через перила в одних плавках, кратчайшим путем перебегал прямо на берег. Раскаленный песок обжигал, заставляя без промедления броситься в довольно-таки прохладную воду. Одна за другой накатывали волны, разбиваясь радужной пеной о скалы, облепленные острыми, как бритва, ракушками, и солнечные лучи сплетались в сетку на взбаламученном дне. Горячий воздух жадно впитывал капли, оставляя на коже благодатную соль.

Блуждая вдоль кромки прибоя, Климовицкий лениво разгребал босыми ногами кучи гниющих водорослей, натыкаясь на обкатанные кусочки белой и угольно-черной пемзы. Поди угадай, какой из них хранил память о битве стихий, уничтожившей Атлантиду. Вулкан Тиры все еще время от времени выбрасывал раскаленную лаву, которую, повинуясь ветрам и течениям, волны гнали на Крит и щедрой дланью богов разбросанные Киклады.

Ход светил задавал извечный ритм содроганиям тверди, и текучие воды подчиняли ему свой набег и откат.

Безмятежно ласкова бирюзовая гладь в ослепительных вспышках. Играет дельфин, дразня чайку, парящую в вышине. Обманчиво недвижимы горные склоны, плывущие в сизой дымке. Наливаются соком оливы, волнующей горечью дышит полынь, и пчелы деловито сбирают нектар с лиловых и желтых соцветий.

Остановленный миг в крайней точке вселенского маятника. Мгновенье покоя и счастья перед возвратным движеньем. Быть может, одной лишь медузе, что, пульсируя сиреневой бахромой, косо уходит в индиговый мрак глубины, дано ощутить, как готовы расправиться плечи неистового колебателя тверди. Или это ящерица, порождение нижнего мира, уловила дрожью нежного горла предвестье родовых мук Матери-Геи? Изумрудный дракончик, скользнув с нагретого камня, юркнул в замшелую трещину.

Пенные языки вылизывали песок, оставляя узор отхлынувшего прибоя.

В таверну можно было войти прямо с пляжа, поднявшись по ступенькам в проеме платформы, сложенной из ракушечника. Ноздреватые блоки проросли янтарными зонтиками аниса и плотоядного вида малиновыми цветками, распустившими игольчатые лепестки средь мясистых пальцеобразных листьев. Дикая природа сама позаботилась приукрасить неприглядный тыл харчевен и магазинчиков, протянувшихся по обе стороны автострады. Только в непосредственной близости от "Кактуса" Климовицкий насчитал сорок семь ресторанов: греческих, китайских, индийских, тайских - на любой вкус. Даже для "Русской кухни" нашлось местечко - между ювелирной лавкой, где заодно приторговывали шубами из норки и опоссума, и виллой "Маруська".

Несмотря на плотный завтрак, есть после купания хотелось со страшной силой, но разбегались глаза. Перед входом в каждое заведение стоял столик с раскрытым меню и цветными фотографиями предлагаемых яств. Зазывала в белой рубашке с приспущенным галстуком, сладко закатывая белки, кричал по-немецки: "Herzlich will kommen!"[46].