Бог пива

На скорбной мордочке зверька читается обреченная покорность судьбе и отчаянная мольба о пощаде. Но он не смотрит на несущего ему погибель старика. Он смотрит вдаль, на тела несчастных животных. Он скорбит не о себе – он скорбит о них.

Старик явно не скорбит ни о ком. Рот его перекошен в истерическом смехе кровожадного фанатика, костлявые пальцы судорожно сжаты в кулаки, воспаленные глаза горят яростной радостью дорвавшегося до любимого дела маньяка…

– А ты чего бог, парень? – прокряхтел сзади меня Джем.

Я с трудом оторвался от созерцания картины, и немедленно меня захлестнуло трусливое желание обернуться. Картина была написана столь реалистично, что я боялся, как бы старик-маньяк, покончив с кроликом, не соскочил на пол кабака и не растоптал меня, трактирщика, весь мир…

– Да, – сказал трактирщик, оценив мои чувства. – Я первое время из-за этой мазни в собственном заведении боялся ночевать. Потом привык.

– Апофеоз садизма, – пожаловался я ему. – Кошмарный сон зайца… Я бы ее выкинул. Или продал за большие деньги обществу защиты животных.

– Ешь, – сказал трактирщик, ставя передо мной большой дымящийся горшок. – Меня эта мазня от серьезных неприятностей спасла. К тому же теперь кто попало ко мне не шляется.

– Это точно, – согласился я, оглядев пустой трактир. – Кто попало не шляется!

Есть, спасибо картине, мне расхотелось, но я из вежливости зачерпнул из горшка и попробовал. Потом зачерпнул еще раз. Потом попросил приготовить мне еще три-четыре порции. Понятно теперь, почему Бьорн – толстый. Худым при таком питании мог остаться только очень больной человек.

– Что будешь пить? – спросил Джем.

– Не беспокойся. Мне тут подарили. – И я показал трактирщику флягу.

Он остолбенел. Потом посмотрел на меня, как-то нехорошо посмотрел.

– Это фляжка Бьорна? – спросил он вкрадчиво.

– Да, – сказал я, предчувствуя неладное. – А что?

Трактирщик, не нагибаясь, пошарил где-то внизу и аккуратно положил на стойку жуткого вида молоток. Я на всякий случай отодвинулся.

– Это что же получается, – проворчал трактирщик, с интересом разглядывая инструмент, предназначенный для забивания гвоздей и не понравившихся ему посетителей. – Подарил флягу, получается… А этот, – трактирщик снова бросил на меня нехороший взгляд, – а этот с благодарностью принял…

– Ну да, – вынужден был признаться я, отодвигаясь еще дальше.

– Принял, воспользовавшись необдуманным порывом бескорыстного человека, самую ценную вещь на этом треклятом Небе, – монотонно запричитал трактирщик, – флягу, забравшую в себя месяцы самоотверженного труда, дипломную работу, гордость гильдии богов виноделия…

– Я не знал, – сказал я, – не знал, что она такая ценная. Я первый день здесь.

– А-а, – смягчился Джем, – тогда ладно. Ничего тогда…

– Знал бы – отказался, – покривил душой я, развивая успех. И, подумав, что вряд ли увижу щедрого толстяка еще раз, добавил: – Верну при первой же встрече!

Трактирщик снова пошарил под стойкой и положил рядом с молотком шишковатую дубину.

– Это что же получается, – затянул он, – человек ему самое дорогое дарит, а этот, получается, брезгует…

– Стоп! – сказал я. – Стоп. Я не брезгую. Я еще как не брезгую, – и, присосавшись к фляге, показал трактирщику, насколько я не брезглив.

Трактирщик завороженно считал глотки.

– А-а, – сказал он уважительно, – тогда конечно… Ладно тогда…

– Кстати, кто нарисовал эту картину? – спросил я, стараясь переменить тему разговора, и не переменил.

– Бьорн.

– Кто?!

– Бьорн. Бьорн Нидкурляндский! Ты что, о нем не слыхал раньше?

– Не слыхал, – сказал я. – Вот уж не ожидал. Мне он не показался параноиком…

– Это он меня выручал, – вздохнул Джем. – Меня Верховный в Черные Ямы посадить обещал. Тогда Бьорн и нарисовал это.

– И помогло?

– А как же, – сказал трактирщик. – Ты с Верховным еще не встречался?

– Нет пока.

– Так вот. Старик на картине – Верховный.

– Может, лучше мне с ним и не встречаться? – в смятении спросил я.

– Не так страшен Верховный, как его малюют, – сказал Джем. – Когда он про картину узнал, сразу не до меня ему стало.

– Представляю, – сказал я. – А чего он Бьорна в эти Ямы не посадил?

– За картину?! – ужаснулся Джем.

– Ну да, – осторожно сказал я. – Истории такие случаи известны…

– За картину нельзя, – сказал Джем. – Политика. Гильдия богов искусств взбунтуется. Свобода творчества и все такое… А у них с богинями любви и богами плодородия издавна союз. А с богами плодородия все дружат. А богини любви, наоборот, сами со всеми в ладу…

– Не вижу разницы, – заметил я.

– Увидишь, – пообещал Джем. – Короче, за картину в Черные Ямы нельзя. Но и без них жизнь богу испортить всегда можно. Верховный и холуи его знаешь какие пакостные… А ты где с Бьорном встретился?

– У вас там есть озеро. Неприятное такое все, круглое… – Я махнул рукой, показывая направление. – Бьорн здорово рисует. Слушай, он случайно не вегетарианец?

– Бьорн всеяден, – успокоил трактирщик.