Читаем Бог плоти полностью

До самого последнего времени я занимался этим трудом, никому не открываясь. Нечего и говорить, что не раз у меня возникало искушение довериться другому главному свидетелю событий и даже посоветоваться с ним по поводу останавливавших меня затруднений. Но желание зависеть только от моих собственных мыслей превозмогло. Взаимная проверка воспоминаний подобного рода, не говоря уже о ее стеснительности, казалось мне, заключает больше неудобств, чем преимуществ: она мешает автору сосредоточиться, легко поддаешься мысли, что добрался до истины только потому, что удалось прийти к соглашению, а главное, робеешь друг друга. На расстоянии, которое отделяет нас от этих пламенных недель, у меня не хватило бы смелости подвергнуть обсуждению столь живые воспоминания. Или, вернее, они бы даже не возникли. Я стал бы вспоминать с осторожностью.

Но несколько дней тому назад, когда мы говорили о каких-то посторонних вещах, Люсьена вскользь заметила, что ей по опыту известно, как трудно бывает изложить письменно факты, которые знаешь самым лучшим образом.

Я стал ее расспрашивать. Она призналась, что у нее есть довольно объемистая тетрадь, в которой рассказаны, «правда, с большими пропусками и без соблюдения должных пропорций», наша встреча, помолвка, свадьба и последующие события. Несоблюдение пропорций означало, вероятно, что она подробнее останавливалась на событиях, особенно ее интересовавших, и пренебрегала остальными.

Мне, разумеется, захотелось познакомиться с этой тетрадью, хотя я сознавал, что погрешу, таким образом, против принятого мной метода. Смогу ли я прекратить чтение вовремя? Ведь если я продолжу его далее того места, на котором остановилась моя собственная работа, то как предотвратить его влияние на мое дальнейшее изложение?

Сама о том не подозревая, Люсьена пришла мне на помощь. Как только она заметила мое любопытство, так тотчас же поспешила сообщить мне, что большая часть ее заметок беспорядочна, неудобочитаема и что лишь начало было ею отделано.

Я стал просить ее дать мне хотя бы это начало. После долгих колебаний и как бы с некоторым сожалением она согласилась.

Я только что прочел это начало. Оно посвящено описанию жизни Люсьены в последние месяцы перед нашей встречей и первого периода нашей любви, до обеда у Барбленэ[10]. Чтение в высшей степени заинтересовало меня и произвело на меня сильное впечатление. Я долго говорил и даже спорил на эту тему с Люсьеной.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Шаг влево, шаг вправо
Шаг влево, шаг вправо

Много лет назад бывший следователь Степанов совершил должностное преступление. Добрый поступок, когда он из жалости выгородил беременную соучастницу грабителей в деле о краже раритетов из музея, сейчас «аукнулся» бедой. Двадцать лет пролежали в тайнике у следователя старинные песочные часы и золотой футляр для молитвослова, полученные им в качестве «моральной компенсации» за беспокойство, и вот – сейф взломан, ценности бесследно исчезли… Приглашенная Степановым частный детектив Татьяна Иванова обнаруживает на одном из сайтов в Интернете объявление: некто предлагает купить старинный футляр для молитвенника. Кто же похитил музейные экспонаты из тайника – это и предстоит выяснить Татьяне Ивановой. И, конечно, желательно обнаружить и сами ценности, при этом таким образом, чтобы не пострадала репутация старого следователя…

Марина Серова , Марина С. Серова

Детективы / Проза / Рассказ
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза