Читаем Бог плоти полностью

Я попросил ее дать мне их, объяснив, для чего они мне нужны.

— Ты знаешь, какую я предпринял работу, — плохо ли это или хорошо, но мне бы хотелось, чтобы она удалась. Теперь я подхожу к такому моменту, который требует полной ясности. Я пишу не для удовольствия. Я пишу, чтобы быть уверенным в некоторых вещах, насколько это возможно. У меня не хватает больше мужества идти ощупью, как я делал это до сих пор, пользуясь освещением только с одной стороны, притом с той, которая менее существенна.

— Я думала, что ты очень ценишь независимость твоих воспоминаний и суждений.

— Я постараюсь сохранить ее. Твою тетрадь я не буду читать целиком. Если в собственной работе мне случится наткнуться на что-нибудь непонятное или очень сомнительное, лишь тогда я буду прибегать к твоим запискам. Я буду просматривать только то место, которое мне будет нужно.

— А как ты найдешь его?

— Я попрошу тебя проставить сверху страниц или на особых закладках числа событий, о которых ты говоришь. Если, скажем, у меня возникает сомнение относительно фактов, имевших место между 20 и 25 октября, я смотрю как раз в этом месте. Потом я закрываю тетрадь.

— А у тебя хватит силы воли не заглянуть дальше?

— Разумеется. Когда я учился в школе и занимался переводами с латинского, мне удалось достать сборник переводов, которым пользовался учитель. Я клал его рядом с книгой, но обращался к нему лишь в крайних случаях, после того, как все мои попытки перевести самостоятельно не приводили ни к чему. Когда нужно, я умею проявить силу воли.

Люсьена заколебалась. Потом сказала:

— До какого места ты дошел в своей работе?

— До конца первого месяца нашего пребывания в Марселе.

— До самого конца?

— Да, почти.

— И корабль уже отплыл?

— Он отплывает послезавтра.

Она подумала немного. На ее лице появилась улыбка.

— Когда он отплывет, я дам тебе свою тетрадь.

— Отчего же не теперь?

— Я хочу, чтобы ты покинул «царство плоти».

— Но мне кажется, что я его уже покинул. Осталось написать еще три или четыре страницы, и корабль снимется с якоря…

— Ну, так вот! Ты мне покажешь это. Да, как только ты дойдешь до этого места, ты мне покажешь ту строчку, где будет написано: «Когда корабль снялся с якоря»…

— Именно эту фразу? Ты знаешь, что она немного торжественна и не совсем правильна. Мой пароход отшвартован у пристани. И у меня так же мало охоты называть его «кораблем», как говорить тебе «вы».

— Все равно. Ведь эта фраза будет для меня только знаком.

* * *

Я очень страшился дня и минуты нашего первого расставания, представляя их себе очень тяжелыми. Но обстоятельства до некоторой степени притупили мою чувствительность.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Шаг влево, шаг вправо
Шаг влево, шаг вправо

Много лет назад бывший следователь Степанов совершил должностное преступление. Добрый поступок, когда он из жалости выгородил беременную соучастницу грабителей в деле о краже раритетов из музея, сейчас «аукнулся» бедой. Двадцать лет пролежали в тайнике у следователя старинные песочные часы и золотой футляр для молитвослова, полученные им в качестве «моральной компенсации» за беспокойство, и вот – сейф взломан, ценности бесследно исчезли… Приглашенная Степановым частный детектив Татьяна Иванова обнаруживает на одном из сайтов в Интернете объявление: некто предлагает купить старинный футляр для молитвенника. Кто же похитил музейные экспонаты из тайника – это и предстоит выяснить Татьяне Ивановой. И, конечно, желательно обнаружить и сами ценности, при этом таким образом, чтобы не пострадала репутация старого следователя…

Марина Серова , Марина С. Серова

Детективы / Проза / Рассказ
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза