Бог после шести

Но паренек тут же его перебил:

— Он вам лично об этом сообщил?

В зале хохотнули. Костя увидел еще одного слушателя, пробирающегося к эстраде. Этот, видно, шел на подмогу первому критику. Выражение его лица ничего хорошего не сулило для проповедника. Кара сделал знак Худо и Пуфу. Те поняли и стали выбираться из зала, готовить машину к отбытию.

«А запах здесь отличный, — вдруг подумалось Косте, — стружки, смола, древесина. Хвоей пахнет».

— Ерунда какая-то получается, — оттесняя проповедника на задний план, сказал новый оратор, рыжий могучий мужик в черном полушубке. — По телевизору, по радио, в газетах пишут, что бога нет. Наука доказала это. В космосе его нет, на Луне нет и на звездах тоже нет. Нигде нет. А товарищ утверждает — есть. Смеется он, что ли, над нами?

По залу прокатился враждебный шумок. Кара попытался овладеть вниманием, но раздражение помешало ему найти удачную форму.

— Читать и слушать надо умеючи! — выкрикнул он. — Одно пишется в строчках, а другое — между строк. Понимать надо! От того, что у тебя два глаза и два уха, еще ничего не значит! У собаки тоже глаза и уши есть!

— Ого! — удивились лесорубы.

И пошло. Кара заупрямился, понес обидную для слушателей околесицу. Но его уже не слушали.

— Святой отец! — кричали из зала. — Сотвори чудо, чтобы лучше проповедь доходила!

Потеряв над собой контроль, Кара делал ошибку за ошибкой. Впал в бешенство, скрежетал зубами. Проклял своих слушателей и детей их до четвертого колена. Предал анафеме весь леспромхоз, вызвав в зале общий радостный смех.

Видя такой крутой поворот дела, Костя решил удалиться из зала, бросив беснующегося проповедника тонуть под градом насмешек. Только Маримонда верноподданно защищала его.

— Замолчите! — кричала она. — Как не стыдно! Перед вами старый человек.

— Ежели ты старый, — рассудительно отвечали ей, — то не делай молодых глупостей. А коли глупишь, то и получай по заслугам!

Притворяшки забились в машину, но мотор застыл и, как назло, не заводился. Проклиная всё и вся, Худо ползал под «Москвичом» с огромным факелом из пакли. Наконец послышался гриппозный кашель, машина затряслась мелкой нетерпеливой дрожью.

Двери сарая взвизгнули, из них вылетел темный клубок, который тотчас распался, обнаружив в центре своем гневного Кару. Спиной отступал проповедник к машине, открещиваясь от наседавших молодцов.

— Тю! — кричали лесорубы. — Сотвори чудо, отче!

Маримонда и Кара втиснулись в автомобиль, Худо резко дал газ, и, конечно же, мотор снова заглох. Набежавшие работяги загалдели, засвистели, принялись раскачивать машину, норовя перевернуть ее в темную канаву, покрытую узорным ледком. В стеклах мелькали красные, опаленные морозом щеки, вислоухие ушанки, веселые блестящие глаза.

Неизвестно, чем бы кончилось изгнание притворяшек, не появись человек в белых бурках. Он что-то сказал негромко, но основательно, и толпа сразу рассыпалась. Даже заводила в полушубке отстал, помахивая издали здоровенным кулаком. «Москвич» пополз по разъезженной дороге, цепляя днищем обледенелые комья снега. Густой черный шлейф дыма натужно волочился за машиной.

Притворяшки сидели молча, съежившись и нахохлившись. Побитые бездомные собаки, у которых нет сил для лая. Только Кара ярился:

— Алкоголики! Пьяницы проклятые! Безбожники, не будет вам счастья ни в труде, ни в личной жизни! Деньги, что на сберкнижках, заработанные вами в поту, прахом пойдут! В болезнях изойдете в геенну!

— Олег, останови машину! — вдруг сказал Костя. Худо повернулся, посмотрел на него, затормозил.

Костя вытянул из свалки вещей свой маленький плоский чемоданчик, выбрался наружу, просунул голову в дверцу:

— Я ухожу. Лесорубы подкинут до станции. Кто со мной?

Он оставил щель, через нее потянуло холодом. На фоне темного леса лицо его слабо белело. Долгие звенящие секунды.

— Закрой, а то дует, — сказала Маримонда. Пуф хлопнул дверцей.

— Поехали.

Пуф оглянулся. Тонкая фигурка Кости-йога медленно уменьшалась. Махнет ли рукой на прощанье?

Нет, это ветки колышутся. Ветки темного черного леса, через которые пробиваются желтые огни поселка. Костя ушел к тем огням, а притворяшки двинулись дальше по накатанной зимней дороге.

«Не получилось у Кости сражение с черным наставником, — размышлял Пуф. — Замахнулся, но не ударил. Может быть, выдержки не хватило. Или вспомнил о трансе своем злополучном, не состоявшемся. Понял, что с Карой очень просто последний покой потерять, рассчитывать на благолепие здесь не приходится. Ушел, как песню оборвал. Махнул рукой, — мол, ну вас, — и отвалил. Что ж, и так тоже можно. Но нам торопиться некуда. Мы еще погодим, погодим. Нам еще во многом предстоит разобраться. Не к спеху».

Пуф поглубже утвердился на сиденье. Без Кости посвободней стало. Мари дремала, свернувшись калачиком. На щеках ее в темноте поблескивали следы высохших слез. Кара одеревенел впереди, бормотал что-то про себя. Молился или ругался. У него это как-то совпадало и по тембру и по смыслу. Он к богу и людям с одной руганью обращался.