Он прижимает меня к себе и отпускает мой живот. Мои ноги автоматически обвиваются вокруг его гибкой талии, чтобы я не упала обратно в кусты. Подошвы моих ботинок погружаются в заднюю часть его бедер, когда перила врезаются мне в позвоночник.
Лэндон хватает меня за бедро и впивается подушечками пальцев в мягкую, чувствительную плоть рядом с моим центром.
— Ты совершила ошибку, предположив, что для тебя доступны другие члены. Я преподам тебе ценный урок: пока я дышу, ты принадлежишь только мне. Моя, чтобы владеть. Моя, чтобы трахаться.
Я хочу спросить, прощупать, проникнуть под металлическую броню, которую он носит как утонченный фасад, и разорвать ее на части.
Я хочу гораздо большего, но не могу ничего сказать, когда Лэндон входит в меня. Он встречает сопротивление, и я прикусываю нижнюю губу, чтобы не закричать.
Лэндон немного отстраняется, затем входит обратно.
— Твоя киска сделана на заказ для меня,
Его встречает еще большее сопротивление, и он обхватывает пальцами мое горло, душа меня, пока все, что я могу видеть, это его лицо. Надвигающееся, подавляющее и полностью контролирующее.
— Расслабься, Мия. Не похоже, что ты девственница.
Мои внутренние стены трескаются и разлетаются на тысячи осколков. Мои легкие горят, а матка сокращается с пугающей периодичностью. Я задыхаюсь, когда теплая жидкость просачивается мне между бедер.
Лэндона наконец замедляет темп, когда смотрит в пространство между нами. Его глаза сужаются при виде того, что, как я предполагаю, является моей кровью, когда его пальцы сжимаются на моем горле.
— Либо у тебя сейчас удачно начались месячные, либо ты солгала мне. Что именно?
Я поднимаю подбородок, даже когда боль обжигает меня изнутри. Мне нужно, чтобы он сделал что-нибудь, чтобы остановить это чувство.
— Ты девственница? — его голос звучит потемневшим и искаженным в моих звенящих ушах.
Я впиваюсь ногтями в его руку, которая обхватывает мое горло, и сжимаю.
—
В мгновение ока он подхватывает меня на руки, и я вцепляюсь в него, пока он снимает ботинки, брюки и трусы-боксеры.
Затем, все еще находясь во мне, он входит в студию. И делает это легко, как будто я ничего не вешу, его мощные шаги мгновенно преодолевают расстояние.
Неся меня, он расстегивает молнию моего платья, и я помогаю ему стянуть его через голову, а затем и бюстгальтер.
Мои соски задевают его рубашку, и я подавляю стон удовольствия. Несмотря на боль, пульсирующую между ног, я не могу отрицать влечение, которое бьется глубоко внутри меня.
Никогда в жизни я не была так возбуждена, как в объятиях Лэндона.
Я нахожусь в объятиях зверя, на мне только рваные чулки в сеточку и сапоги, но я чувствую себя в странной безопасности.
Желанной.
Окутанной похотливым облаком.
Безусловно, нужной.
Лэндон выдвигает огромный чистый холст из угла комнаты и кладет меня поверх него, так что он нависает надо мной.
Мои ноги по-прежнему обхватывают его бедра, почему-то не желая отпускать его. Я так много думала об этом, представляла и проигрывала это в голове, что одна мысль о том, что все может пойти не так, как надо, вызывает у меня тревогу.
Обе его руки обхватывают мое горло, и он входит в меня все глубже в неторопливом темпе. Звук его члена, измазанного моей кровью и возбуждением, отдается в воздухе, как афродизиак.
— Истекай кровью для меня, —
Мои бедра дрожат, а живот сводит от удовольствия. Боль медленно, но верно разгорается на тысячу приятных искр.
Я держусь за его мускулистые руки не для того, чтобы убрать их, а потому, что мне нужен якорь. А может быть, мне нужна связь, каким бы бессердечным ни был Лэндон.
Даже в самых смелых мечтах я не представляла, что секс может быть таким манящим. Лэндон вытащил наружу мою самую животную сторону и погладил ее, в прямом и переносном смысле.
Чем сильнее он душил, тем сильнее становился прилив моего возбуждения. Чем глубже были его толчки, тем быстрее сбивалось мое дыхание.
Мои внятные звуки эхом разносятся в воздухе, и он двигает бедрами, выходит, затем снова входит. Моя спина выгибается, когда мой рот беззвучно открывается и закрывается.
— Твое тело – храм для меня,
Он снова выходит, только его головка остается внутри, а затем входит обратно.
— Ты ведь возьмешь все до последнего дюйма, не так ли?
Я не знаю, может быть, я слишком безумна, чтобы когда-нибудь вылечиться, но мои бедра подрагивают с каждым толчком. С каждым взглядом в его холодный, пустой взгляд я тону все глубже.