Копье Лжеца, не замирая ни на секунду, плясало вокруг застывшего в полном бездействии Мудрейшего, потом, не прекращая извергать потоки слов, Лжец стремительно пересек террасу, вспрыгнул на парапет и, оглянувшись в тот самый миг, когда вбегали стрелки с натянутыми луками, метнул копье, и один из вбежавших сразу упал, не выпуская из рук натянутой тетивы. Все время, пока его тело проделывало эти немыслимые пассы, Лжец продолжал говорить. Лицо его было сковано напряжением, а поток слов лился, не прекращаясь. Он продолжал говорить, даже прыгая с парапета. Прыгнув, он удачно нырнул в середину потока и, вероятно, продолжал говорить и в воде, но на террасе, когда он вынырнул на поверхность, было так шумно, что сказать, так ли это, не смог бы никто. Стрелы одна за другой вонзались вокруг него в воду и потом уплывали вверх перьями.
Мудрейший на глазах менялся. Он стоял, приложив руку к животу, глядя одновременно вдаль и в себя. Потом он опустился на одно колено; на лице проступили растерянность и усталость. Казалось, оно постарело и ссохлось.
Принц тоже менялся. Как бы не видя убитых и умирающих, он сказал, радостно улыбаясь не обращавшей на него никакого внимания Прелестной-Как-Цветок:
— И теперь, значит, уже неважно, хорошо ли я вижу? Ведь мне не придется быть Богом. Нет, не придется? Да? Правда?
Прижавшись к полу щекой, Мудрейший пробормотал:
— Внутри все в крови. Он жалит, как скорпион.
Далеко от Дворца, там, куда только случайно бы долетела шальная стрела, Лжец вскарабкался на стену, которая, словно тропа, шла чуть ниже крон пальм и доходила до главного русла реки. Стоя на ней, повернувшись лицом к террасе, он начал неукротимо и яростно жестикулировать, без слов, движениями и мимикой показывая, как можно выжить и почему нужно жить. Стрелки, опустошившие колчаны, стояли у парапета и ждали, что им прикажет Прелестная-Как-Цветок; но она, подняв руки и приоткрыв рот, смотрела по-прежнему зачарованно на Лжеца.
Уверенно, отчетливо слышимым голосом Мудрейший вынес свое заключение:
— Он болен. У него патологическая тяга к смерти.
Улыбка на лице Принца была немыслимо широкой.
— А теперь можно пойти попить?
— Да, конечно, малыш, — не слыша себя, ответила, двинувшись к парапету, Прелестная-Как-Цветок.
— Тяга к смерти. И пусть, и все равно…
Стрелки смотрели на нее в ожидании. А она тоже менялась. Вся округлилась — словно пополнела. Волосы и глаза заблестели. Впалые щеки обрели форму. И вся она засияла, заискрилась, будто забил вдруг, волнуя и источая свой аромат, таившийся в ее теле благоуханный источник. Вызванные зарождающейся улыбкой, на щеках появились ямочки. Нежный румянец медленно заливал лицо. Распахнув руки и воздев вверх покрытые хной ладошки, словно бы чая откровения, она договорила:
— …и все равно. Нам нужно идти к Нему и говорить с Ним.