Очутившись на воле, он остановился в тени стены и внимательно оглядел угловатые подножия скал, наносы песка, зубчатую линию утеса на фоне неба. Суровая, бесплодная земля. Ничего, что напоминало бы ласковую тень у реки. Зато здесь можно было прекрасно спрятаться. Он зашагал вперед, стараясь где можно держаться в тени, хотя она встречалась не часто. Он шел и бормотал про себя:
—
Слезы бежали у него по щекам.
Спотыкаясь о камни, он свернул в сторону и, скорчившись за валуном, огляделся вокруг. Среди камней он заметил человека. Тот сидел на круглой вершине бугра, и его темная фигура четко вырисовывалась на серой скале. Голова его была низко опущена, словно под гнетом палящего солнца.
Человек стал на колени и принялся перебирать руками вверх и вниз, вверх и вниз. Принц внезапно понял, что человек вытягивает из земли нечто вроде веревки. Не успел он это понять, как различил возникшие под рукой у человека кувшины и чашки, находящиеся, возможно, в сетке, сплетенной из шнура, слишком тонкого, чтобы его было видно издалека. Человек встал во весь рост, презрительно свистнул и плюнул себе под ноги. Потом поднял камень и угрожающе размахнулся, целясь во что-то под ногами. Раз и другой он сделал вид, что бросает, затем швырнул-таки, и скала издала вопль. Человек повернулся и не спеша пошел обратно, смеясь и помахивая сеткой с чашками и кувшинами. Принц съежился за валуном и слушал, как скрипят шаги человека, возвращавшегося назад. И еще долго после того, как ворота с громким стуком закрылись за человеком, его била дрожь.
Наконец он поднялся, прикрыв глаза ладонями, сложенными козырьком, и пошел вверх по склону. Солнце палило его обритую голову, слепило, отражаясь от скалы. Стараясь смотреть только здоровым глазом, он поднялся на бугор.
Сначала он почуял вонь; потом увидел мух. Холм кишел ими. С каждым шагом их гудение становилось громче, и вскоре они уже облепили его.
Он увидел, что стоит на краю ямы. Высокое солнце заливало ее, оставляя лишь узенькую полоску тени у одной стены. Мух, и это было очевидно, привлекала яма — гудящая их туча чернела внизу, копошилась на отбросах: костях и гниющем мясе, расползшихся остатках овощей и покрытых слизью камнях. В одном углу, на самом солнцепеке, лежал слепой старик, головой опираясь о каменную стену ямы. Он превратился в скелет, и одно только отличало его от сваленных в яму костей — его скелет был еще обтянут кожей. Слой грязи покрывал его. Рот был открыт, и по губам ползали мухи. В тот момент, когда принц осознал, кто это лежит в яме, из горла слепого вырвался слабый хрип.
Ближе к середине ямы, на маленьком пятачке, очищенном от отбросов, стоял на коленях человек. Принц вгляделся и воскликнул:
— Болтун!
Но Болтун не отозвался и продолжал пить. В руках у него была плошка, и он, опустив в нее лицо, сосредоточенно хлебал, заглушая хрип старика и гудение мух. Он запрокинул голову, чтобы выцедить последние капли, глянул поверх плошки, заметил фигуру, стоящую на коленях у края ямы, и с криком забился в угол.
— Не надо!
— Милый Болтун! Это я!
Болтун осторожно скосил глаза из-под поднятых в испуге рук и посмотрел вверх. Его лицо было опухшим от побоев, покрыто грязью и кровью свежей раны, глаза — в обводе красных, как кровь, воспаленных век.
— Принц?
— Помоги мне!
Болтун топтался в отбросах. Потом взвизгнул:
— Тебе? Ты не нуждаешься в помощи! Это мне нужна помощь!
— Я сбежал.
— Нет, я грежу. Мне мерещатся призраки. Мне сказали, что я сошел с ума… и вот…
— Я не хочу возвращаться.
Болтун, заслонившись ладонью от солнца, посмотрел вверх.
— Это в самом деле ты?
— Из меня хотят сделать Бога.
Болтун горячо заговорил:
— Вызволи меня отсюда! Пойди к сестре — скажи, чтобы помогла!
— Она никого не хочет видеть, — ответил принц. — Кроме того, я ведь сбежал. Мы могли бы уйти вместе.
Болтун замер.
— Ты? Убежал?
— Мы могли бы уйти туда, где холодно, и жить там.
— О, так просто! — усмехнулся Болтун. — Ты наивен.
— Я и сам туда дойду.
Болтун визгливо засмеялся:
— Нам придется добираться до устья реки, там пересечь море, другую землю и еще одно море…
— Пусть!
— Тебя когда-нибудь обменивали на лодку лука?
— Нет, конечно, нет.
— А сириец тебя не ощупывал, чтобы узнать, годишься ты в евнухи или уже перерос?
— Какой такой сириец?
— Нас продадут в рабство…
Болтун замолчал, облизнул потрескавшиеся губы, медленно обвел взглядом край ямы и опять посмотрел на принца.
— Пол-лодки, может, и дали бы, да только силенок у тебя маловато и слишком красивым тебя не назовешь, не так ли?
— Я — мальчик. Будь я девочкой, то был бы красивым. И не нужно было бы заставлять воду в реке подниматься или…
— Эти твои браслеты, — медленно проговорил Болтун. — Они придают тебе нечто такое… Из тебя мог бы получиться евнух.
— Пусть уж лучше будет девочка, — с некоторой робостью сказал принц. — Можно это устроить, как по-твоему?
Сквозь слой грязи на лице Болтун смотрел на принца неподвижным взглядом, что-то прикидывая.
— О да. Вытащи меня отсюда, и тогда…
— Так мы идем? Правда идем?
— Идем. Теперь слушай…
Слепой опять захрипел.