Бог-скорпион

Несколько солдат врезались в толпу. Пробившись к старику, они окружили его и увели. Прекрасный Цветок взяла принца за запястье, тряхнула и проговорила, не поворачивая головы, уголком рта:

— Улыбайся.

— Он лжет, поверь мне!

— Дурачок, улыбайся.

Принц улыбался, а слезы бежали по его лицу, когда она влекла его с помоста и дальше, в главные ворота, стараясь сохранять величественность поступи. Часть солдат расчищала им дорогу, часть несла Бога. Прекрасный Цветок, сопровождаемая рабынями, поспешила передать принца нянькам во внутренних покоях, спрятать от всех его и его слезы. Затем и сама скрылась со своей свитой.

В переднем дворе Бога уже встречали, словно заранее готовились к тому, что произошло. Шестеро солдат несли носилки. Одного из встречавших украшала шкура леопарда, другого — если только это был человек — голова шакала. Впереди шагал высокий человек в длинном белом льняном одеянии, много старше Высокого Дома. Бритый его череп блестел на солнце. Болтун сразу подскочил к нему и трещал не умолкая.

— Ужасно, ужасно, Верховный, — и так некстати. Я имею в виду то, что случилось, — ужасно! Как вы узнали? Как догадались?

Верховный жрец улыбнулся:

— Это можно было предположить.

— Помни, мне ничего не нужно в награду — совсем ничего!

Верховный милостиво улыбнулся:

— Пошли, мой дорогой Болтун. Ты недооцениваешь себя.

Болтун подскочил, словно солдат кольнул его копьем.

— О нет, нет! Верь мне, я больше ничем не могу помочь!

Бог лежал на носилках. Процессия направлялась к Высокому Дому. Верховный смотрел ей вслед.

— Он хочет слушать твои небылицы снова и снова.

Болтун остановил его у входа, поймав за край одежды.

— Он так часто их слышит, что мог бы запомнить наизусть, — а не то позвал бы кого-нибудь, пусть ему изобразят их на стене!

Старик бросил на него взгляд через плечо:

— Не об этом Он говорил вчера.

— Уверяю тебя, я в самом деле совершенно ему не нужен!

Старик повернулся к Болтуну, глянул сверху вниз и положил руку ему на плечо.

— Скажи мне, Болтун, утоли мое любопытство: почему ты отказываешься от жизни?

Но юноша не слушал его. Он вглядывался поверх его плеча в глубину Высокого Дома.

— Он ведь повторит, правда?

— Повторит — что?

— Свой бег! Ему же подставили палку. Он побежит снова, да?

Старик оглядел его с профессиональным интересом.

— Не думаю, — мягко сказал он. — По правде говоря, я уверен, что больше он не побежит.

Он повернулся и направился к Высокому Дому. Болтун остался стоять на ступеньках — его била дрожь, губы прыгали на побелевшем лице.

II

Большую часть вины за случившееся Прекрасный Цветок отнесла на долю принца. Как только они скрылись в относительном уединении Высокого Дома, она прогнала его пощечиной — чего он и ожидал, — отплатив за волнения, испытанные на помосте. Едва солнце село, он в слезах отправился спать.

От Болтуна избавиться было не так легко. Он перехватил ее в темном коридоре и стиснул ей запястья.

— Не хватай меня!

— Я пока не хватаю, — зашептал он. — У тебя все мысли об одном, можешь ты думать о чем-нибудь еще?

— После того, что ты сделал…

— Я сделал? Ты хочешь сказать, мы сделали!

— Я не думаю об этом…

— Лучше и не думай. Чтобы удалось то, что тебе предстоит. Вот о чем лучше думай!

Она тяжело упала ему на грудь.

— Я так устала… совсем запуталась… мне хочется… не знаю, чего мне хочется.

Он легко похлопал ее по плечу:

— Ну-ну! Полно!

— Ты дрожишь.

— Что ж мне не дрожать? Мне грозит смертельная опасность — и раньше было опасно, но сейчас особенно. Так что лучше бы тебе все удалось. Понимаешь?

Она выпрямилась и отступила на шаг.

— Ты хочешь, чтобы я была соблазнительной? Да?

— Соблазнительной? Нет, то есть да! Как ты выражаешься: соблазнительной. Будь очень соблазнительной.

Она пошла прочь, медленно и величаво.

— Что ж, будь по-твоему.

Вслед ей по темному коридору полетел шепот:

— Ради меня!

Она зябко поежилась в горячей духоте коридора и отвела глаза от смутно вырисовывавшихся фигур на высоких стенах. Навстречу ей рос шум, в котором терялся любой шепот, — слитный шум голосов и музыки, доносившийся из пиршественного зала. Она прошла через зал и в дальнем его конце отодвинула занавес. Тут было светло от множества светильников; и тут ее поджидали прислужницы, онемевшие от страха за неотмытую царскую хну на ладонях и краску на ногтях. Но этим вечером Прекрасному Цветку было не до рабынь. Молчаливая, ничего не замечающая вокруг, сосредоточенная и полная решимости, она позволила им раздеть себя, умастить благовониями, расчесать волосы и переменить украшения. После чего села перед зеркалом — как перед алтарем.