Мальчишка зарывался. И нарывался. Но Ли не спешила отправлять его в карцер или наказывать, не хотела спешить с этим.
Они все устали. Такое время.
— Боюсь, вопрос “почему” уже не релевантен, — сказала она спокойно. — Так случилось, Ив. Мы здесь и сейчас. Никто не хочет умирать, что всего лишь нормально. Но у нас вопрос стоит очень просто: кто-то должен попробовать прикрыть отход оставшихся сил. Выбор пал на нас, потому что такова военная целесообразность. Точка.
— Знаете, где я видел такую целесообразность?!
— Ив, ты переходишь границы.
— Мне уже плевать! Мне там умирать!..
— Если тебя это утешит, то мне тоже. И я буду прямо перед тобой, вести крыло в атаку и делать всё, чтобы спасти как можно больше наших. Если тебе этого мало… что же, значит, ты неправильно выбрал себе судьбу. Или ты не сам записался в добровольцы?..
Лиана примерно представляла себе этот процесс, впрочем. Как ни крути, военные агитки всегда имели мало общего с действительностью; это, можно сказать, правило на века.
— Они засунули нас сюда и хотят использовать, как пушечное мясо! Это несправедливо!
— Война вообще не про справедливость. Как и жизнь в целом, — отрезала Ли. — К сожалению, возможно, но это не то, что мы можем изменить. Так что — отставить разговоры! Возьмите себя в руки, пилот Ив. Подготовь машину к вылету, напиши письмо для матери, прочисти мысли. Просто помни: у нас есть важная работа, которую мы должны сделать хорошо. У нас за спиной наши товарищи, которых надо спасти, и вся Гвада, которой угрожает катастрофа. У нас приказ. Ты сможешь отступить сейчас? Сможешь это всё предать? Обдумай ответ, обдумай внимательно, и реши для себя, кто ты. Реши, чего стоит или не стоит твоя жизнь. И пойми для себя, сможешь ли ты лететь. Мне не нужны на этом задании чужие сомнения и метания. Мне нужны люди, которые понимают свою ответственность и сделают свою работу. Сделают хорошо, несмотря ни на что. Я ясно выражаюсь?
Он молчал, смотрел, тяжело дыша. Ли видела, как злость сменяется более честными и уместными эмоциями: горечью, беспомощностью, страхом и болью.
— Я ясно выражаюсь? — повторила она громче.
Бросив что-то сквозь стиснутые зубы, он шагнул прочь.
— Да, капитан, — напомнила Ли стальным тоном.
Он застыл.
— Да, капитан, — всё же повторил он.
— Свободен.
Ли мрачно проследила, как парень уходит, и скосила глаза на старпома. Тот с умеренной достоверностью изображал всё это время дрёму.
— Скажи уже это, — предложила она устало.
— Что именно сказать-то? Ты уточняй, кэп. Мы — народ подневольный, копаем… в смысле, летаем отсюда и до обеда.
— Джексон.
— Да-да?
— Кончай паясничать. Признаем честно: я не гожусь в капитаны.
Он хмыкнул и посмотрел на неё с едва уловимой насмешкой.
— Вот потому-то я и спросил, сечёшь, кэп? Чтобы знать, какой ответ правильный.
— Капитаном должен был быть ты.
— Не-а, — усмехнулся он. — И мы оба знаем, почему. Я им там, наверху, не нравлюсь. И оно, может, правильно. Потому что я много вопросов задаю слишком. Спрашиваю, например, на кой ляд мы вообще в эту заваруху влезли, встряли между Земным Союзом и Альдо, да ещё и так тупо, что хоть плачь. Почему слили всех офицеров в первые месяцы, и теперь приходится работать с нестреляными сопляками вроде этого Ива. И где были — и остаются — мозги у нашего командования… Я задаю вопросы без ответов. А ты вот прекрасно понимаешь, что их нет смысла задавать. Потому-то ты капитан. И капитан хороший, без дураков.
— Я вот даже не поняла, похвалил ты меня или нет.
— А хрен его знает, — вздохнул старпом. — По мне — таки похвалил. Ты правду этому парню сказала: нам никто ответов не даст. Потом, может быть, над нашими пустыми могилами прочитают какую-нибудь красивую речь… или обругают, как вариант, если альданские мутанты победят и такая будет повесточка. И это наша работа, кстати, это то, что мы понимаем: чтобы над нашими могилами всё же наши чего-то там читали. А что уж это будет — дело десятое… Но, как бы ни повернулось, потом нам придумают и ответы, и смысл — заочно. И не спросят, кем на самом деле мы были. А сейчас у нас вариантов нет, мы должны работу свою делать. Стоять за своё и своих, бить альданскую погань и по возможности жить. Как можем и сколько можем.
Он хмыкнул, вгрызся зубами в красный бок яблока и мечтательно уставился на звёзды.
— Ты всё правильно говоришь, кэп. И правильно делаешь. Не парься. Скушай вон яблочко.
Ли не стала отказываться.
*
Звёзды сияли сверху, и искусственная атмосфера придавала им лёгкий розовый оттенок. Шевелились под лёгким ветерком ветки яблонь, бросая вниз и плоды, и лепестки, и пожелтевшие, отжившие своё листья.
Яблоко было алым, словно кровь, и вкус его почему-то показался необычайно ярким и насыщенным. Возможно, все вкусы становятся такими — в шаге от смерти?
Там, над нами, кружил флагман “Танатос”. Это была настолько огромная махина, что увидеть её можно было невооружённым взглядом — и Ли смотрела, не отрываясь.