Бог со звезды

Я торопливо поднималась вверх по склону. Еще немного — и откроется вид с горы. Красотища, дух захватывает. Безбрежное разноцветное море, мшистые великаны, уснувшие навечно — Холмогоры. Дом.

Немного запыхавшись, я привалилась к дереву. Его влажная чуть подрагивающая поверхность, состоящая из мелких ячеек, наполненных синими слепыми глазками, приветливо запульсировала, подалась вперед. Я посмотрела наверх, туда, где сплетались в жгуты тысячи ветвей-хлыстов с пучками сине-зеленых крошечных листочков. Глазастое дерево. Шаас. Название осталось еще от ящеров. Я погладила ствол ладонью, ощущая покалывание в пальцах.

Ну вот. Теперь к старой дороге, по которой когда-то ходили караваны, а там и до села рукой подать. Только его я обойду краем. Селяне и в пору моего босоногого детства терпимостью к сироткам не отличались.

Неожиданно навалилась дурнота, виски сжало, словно обручем, а сердце затрепыхалось с перебоями. Я упала на колени, хватая ртом воздух. Сорвать амулет сил не хватало, пришлось, перебарывая удушье, медленно стянуть через голову. Едва я отшвырнула его в сторону, сразу отпустило. Вот тебе и память. С досадой кинула последний взгляд на черную глянцевую поверхность, поднялась с колен и зашагала без оглядки.

Прости, бог со звезды. Я все равно не вернусь.

Когда впереди показалась изгородь, я не смогла удержаться от дурацкой улыбки. Неужели не была здесь так долго? Вот она, собака-изгородь, старая, верная, все так же караулит глупых селян. Я подошла ближе и ласково потянулась к изумрудной зелени. Изгородь встрепыхнулась, зашумела всеми листьями сразу, словно заворчала… И цапнула, обжигая ядом.

— Пакость зеленая! — крикнула я, отдергивая руку.

Признав хозяйку, изгородь виновато съежилась, и ближние листочки посыпались вниз.

— Кто еще? — раздалось со двора.

Пришло время съеживаться мне. Стоуш. Я прикусила губу и бочком протиснулась в дыру, до сих пор исправно исполняющую роль калитки. Что-то заросла дыра…

За последние десять лет внешне я изменилась, но, думаю, вряд ли до неузнаваемости. Из-за особенностей физиологии все шантийцы немного похожи друг на друга. У них не бывает критических перепадов веса, вы не встретите полногрудую женщину или могучего, широкоплечего мужчину. Организм просто не справится с такой нагрузкой. Попробуйте каждые четыре месяца трансформировать вымя в мужскую грудь и обратно. Затраты ресурсов тела при переходе колоссальны. Да и некоторые другие «достоинства» устроены у нас иначе, чем у людей, просто скрыты внутри. Человеку, повстречавшему шантийца в бане, тот показался бы кастратом. На деле же природа мудрее. Зачем лишний раз задействовать выматывающие организм механизмы? Стоуш говорил, у человеческих младенцев мужского пола иногда бывают похожие нарушения. Для саранчи подобное — норма. Яичники исполняют две функции: левый женскую, правый мужскую. Потому мы так и плодовиты. Шантийцы могут рожать детей и зачинать их в определенные моменты цикла. Отчасти из-за сбивки его я и заподозрила, что нечисто дело. Прошло больше четырех месяцев, а признаки перехода в другую фазу до сих пор не появились.

Я прищурилась. Солнышко светило в лицо. Хорошо-то как.

И страшно.

— Келан? — голос Стоуша звучал сухо. Сдавленно, что ли?

Разглядеть выражения лица я не смогла — слепило солнце.

— Я… я… — Горло сдавило.

Я сложила ладонь козырьком и поднесла ко лбу.

Жевлар не изменился. Как был великаном, так и остался. Массивный, могучий, угрюмый. Он мгновенно очутился прямо передо мной — когда хотел, Стоуш двигался стремительно. Вот и сейчас навис, хмуро сдвинув брови, ворчливо выдал:

— Дура ты. Или дурак. Какая фаза?

— Дура, — глухо пробормотала я, чувствуя, как волной обрушивается облегчение, а глаза становятся мокрыми.

— Ну, завой еще. — Стоуш, как когда-то в детстве, взял меня за руку. — Изгородь цапнула?

— Не признала. Пап, я такая…

Он напрягся и жестко взглянул на меня. Ах, да.

— Ничего страшного. — Стоуш отпустил запястье и вдруг сгреб в охапку на мгновенье. Тут же отпустил и указал на дом: — Живо! Пока все не расскажешь, ни шагу не ступишь… — Помолчал и тихо добавил: — Дочь.

Это стоило того, чтобы десять лет не видеть его.

Глава 2

Богдан

— Проснись!

Кто-то легонько теребил за плечо…

Богдан чертыхнулся, не открывая глаз, и перевернулся на другой бок. Ох… Он почти не спал этой условной ночью, перечитывал документы дела. В голове крутились обрывки сна, кусочки информации…

Резко сел и, зевнув, сфокусировал взгляд. Митька. Точнее, Дмитрий Павлович Пелев, напарник и начальник.

Ухмыляется, садюга.

— Чего тебе надо?

— Через час стыкуемся со станцией, — поведал Митька. — Думал, тебе захочется похлебать кофию и умыться перед встречей с Альбертом.

— Ага, — вяло согласился Богдан.

Митька плюхнулся в кресло и задумчиво поглядел на друга.

— Знаешь, я, чем больше над делом думаю, тем больше сомнений в голове ворочается. Все это смахивает на фикцию. Подставу какую-то. Когда ты увидишь, о ком идет речь, поймешь.

Богдан повел плечом: дескать, кто его знает. Заставил себя встать. Прошлепал мимо Митьки в душ и уже из кабинки крикнул: