Бог света

— Хорошо. Об этом я частенько задумывался. Спасибо. Кстати, воздержись от проб со своим смертельным взглядом — он, знаешь, болезненен. Так что это, во всяком случае, кое-что. А теперь проповедь: Один гордый и надменный человек, вроде тебя, и с предположительно заметным качеством дидактизма, занялся исследованиями в области одной уродливой и дегенеративной болезни. Однажды он подхватил ее сам. Поскольку он еще не нашел лекарства от этого состояния, он смотрит на себя в зеркало и говорит: «Но на мне она выглядит хорошо!» Ты как раз такой человек, Яма. Ты не борешься со своим состоянием. Ты, скорее, гордишься им. Ты выдал себя в своей ярости, потому что я знаю, что говорю правду. Я скажу, что имя твоей болезни — Кали. Ты не отдал бы власти в недостойные руки, если бы эта женщина не заставила тебя сделать это. Я давно знаю ее и уверен, что она не изменилась. Она не может любить мужчину. Она заботится о тех, кто приносит ей дары хаоса. Если ты когда-нибудь перестанешь служить ее целям, она отшвырнет тебя, бог смерти. Я говорю это не потому, что мы враги, а просто как мужчина мужчине. Я знаю. Поверь, я знаю.

Возможно, твое несчастье в том, что ты никогда не был молод, Яма, и не знал первой любви в весенние дни… Итак, мораль моей проповеди на этом маленьком пригорке такова: даже зеркало не покажет тебе тебя самого, если ты не желаешь видеть. Стань ей однажды поперек дороги, чтобы проверить истину моих слов — пусть даже в каком-нибудь пустяке — и увидишь, как быстро она ответит и каким манером. Что ты сделаешь, если твое собственное оружие обернется против тебя, Смерть?

— Ты кончил? — спросил Яма.

— Примерно. Проповедь — предупреждение, и ты предупрежден.

— Какова бы ни была твоя сила, Сэм, я вижу, что в данный момент она защищает тебя от моего смертоносного взгляда. Тебе повезло, что я ослабел…

— Это верно, потому что моя голова готова треснуть. Будь прокляты твои глаза!

— Когда-нибудь я испытаю твою силу снова, и даже если она по-прежнему будет тебе защитой против моей силы, ты все равно падешь в тот день. Если не от моего Атрибута, так от моей сабли!

— Если это вызов, то я предпочитаю не сразу принять его. Я советую тебе проверить мои слова, прежде чем ты попробуешь хорошо сделать свое дело.

К этому времени песок засыпал Яму до бедер.

Сэм вздохнул и слез со своего насеста.

— Здесь только одна чистая тропа, и я собираюсь уйти по ней. А сейчас, если ты не чрезмерно горд, я скажу тебе, как спасти жизнь. Я велел монахам прийти сюда помочь мне, если они услышат крик о помощи. Я уже говорил тебе, что не собираюсь звать их, и это правда. Однако, если ты начнешь кричать изо всей мочи, они будут здесь раньше, чем ты увязнешь слишком глубоко. Они выволокут тебя на твердую землю и не нанесут тебе никакого вреда, потому что таков их путь. Мне приятна мысль, что бог смерти будет спасен монахами Будды. Спокойной ночи, Яма. Теперь я оставляю тебя.

Яма улыбнулся.

— Есть и другой способ, о Будда! Я могу подождать его. Беги как можно дальше и как можно скорее. Мир не настолько велик, чтобы спрятать тебя от моего гнева. Я последую за тобой и научу тебя просветлению в чистом адском огне.

— А тем временем, — сказал Сэм, — обратись-ка за помощью к моим приверженцам или познай искусство дышать грязью.

Он пошел через поляну. Глаза Ямы жгли ему спину. Дойдя до тропы, он оглянулся.

— А на Небе ты можешь сослаться на то, что я был вызван из города для делового соглашения.

Яма не ответил.

— Я думаю, — закончил Сэм, — что заключу сделку насчет оружия. Специального оружия. Так что, когда ты придешь за мной, возьми с собой свою подружку. Если ей нравится то, что она видит, то она, наверное, уговорит тебя объединить силы.

Затем он ступил на тропу и пошел, насвистывая, через ночь, под луной белой и луной золотой.

4