Бог тебе судья

– Я сомневаюсь, что при недостаточности улик Смирнова посадят.

– А зря, – ответил Рождественский. – По Елизаровым он, считай, укомплектован. Другие трупы аналогичные, и на них есть его пальцы. Этого хватает для обвинения. Сделают экспертизу психиатрическую, и все, дело сшито.

– Вы преувеличиваете, – ответил я. – Дело о двадцати трех трупах будет расследовано очень тщательно. Чтобы обвинить человека в столь жестоких преступлениях, нужны железные доказательства.

– Вот поэтому у Вали это дело и отберут, – сказал Рождественский и потушил о подошву своих туфель сигарету, покрутил в руках бычок и кинул его в урну. Конечно же, не попал.

Роберт Смирнов предстал перед нами в глубочайшей задумчивости. От него несло табаком так сильно, что даже удушливый пряный парфюм Рождественского был не в силах его перебить.

– Мой помощник сказал мне, что экспертиза обнаружит на трупах ваши отпечатки. В связи с этим вы хотели бы получить какую-то сделку со следствием. Верно?

– Да.

– Для начала я должен разъяснить вам, что значит сделка со следствием и на каких условиях она возможна.

Конечно, я знаю о таком, но никогда с этим не сталкивался. В фильмах, чаще американских, нам показывают достаточно простое действо – обвиняемый сообщает следствию что-то сверхважное, а прокурор за это обещает ему все, что угодно. Руку на отсечение не дам, что в реальном американском уголовном праве все так. В российском уголовном праве все не так.

– Сделка возможна только в том случае, если вы можете рассказать следствию то, о чем они не знают. Места новых захоронений, дать показания против сообщников или обличить настоящего преступника. Если вы будете говорить только о своем участии, то сделки не будет. Это понятно?

– Да.

– Хорошо. В любом случае вы, предлагая сделку, сообщите следователю только то, о чем намереваетесь ему рассказать, а расскажете все только после того, как соглашение утвердит прокурор и подпишет его. Это понятно?

– Да.

– Далее. Поскольку обвинение с вас, скорее всего, не снимут, судить вас будут за убийство в любом случае, со сделкой или без нее. И наказание назначит суд с учетом мнения прокурора, изложенного в соглашении. Но суд не обязан строго следовать договоренностям, вы должны это понимать. Если суд посчитает, что вы не полностью исполнили свои обязательства перед следствием, он может перейти в обычный судебный процесс и вынести приговор совсем без учета соглашения. Этот риск вы понимаете?

И снова утвердительный ответ. Смирнов не выглядел затравленным зверьком. С тех пор, как я сообщил ему о найденных двадцати трупах, он больше не был умирающим человеком, нет, в его небольших глазах отражались внимание и интерес ко всему происходящему. Видимо, до этого момента он умирал от тоски, понимая, что следствию есть в чем его обвинить, но нечем доказать.

– Скажите мне, что у вас есть предложить следствию? На основании ваших слов я подготовлю ходатайство.

– Я не могу открыть вам личность преступника, того человека, который убил всех этих людей, но я могу помочь его поймать.

– Есть еще тела?

– Я не знаю. Возможно. Он говорил, что умеет доставать трупы. Свежие трупы из морга, от которых либо отказались, либо откажутся. Такие тела хоронят в общей могиле, но в моргах можно их купить. Тело стоит пять тысяч рублей, оно никому не нужно, по нему никто не заплачет. Какая разница, кто его похоронит? Он говорил, что у него есть связи.

– Так он продавал вам трупы?

– Да. Поэтому я трогал их без страха. Я не думал, что этих людей убили ради меня. Я даже не подозревал об этом.

– Как вы можете помочь поймать его?

– Я назначу новую встречу.

– И он придет?

– Всегда приходил.

Меня мучил один вопрос, который, судя по всему, в голову Рождественскому не приходил. Я воспользовался паузой, пока Сергей Юрьевич делал записи в свой шикарный блокнот с золотым тиснением, и спросил:

– Когда мы приходили к вам в прошлый раз, вы сказали, что убийца на свободе и новая жертва уже выбрана. Вы еще сказали, что жертва станет частью произведения искусства. А сейчас вы говорите, что покупали только трупы и не думали, что людей убивали для вас. Не сходится.

Роберт посмотрел на меня, словно пытался прострелить взглядом насквозь. Не на смерть, но насквозь.

– Когда я говорил о жертвах, конечно же, я имел в виду останки. То есть мертвые тела. Об убийствах я не говорил. Но я не могу ручаться за то, что он не похитил иных мыслей, в которых человеку нужна именно жертва, которая еще жива.

– Похитил мысли? Вы о чем вообще говорите? – спросил я.

Рождественский оторвался от своих записей.