Бог в городе

Милиционер прошел на кухню, сел на табурет, снял фуражку и околышем кверху положил ее рядом с собой на стол. Откуда ни возьмись прилетела муха и села на околыш милицейской фуражки, а Пыжиков подумал: «Ну вот! Только мухи зимой не хватало!» — имея в виду то старинное народное поверье, что мухи зимой предвещают смерть.

— Вы не беспокойтесь, — сказал милиционер, — у органов к вам персонально претензий нет.

Пыжиков сказал:

— Надеюсь...

— Я вот ни свет ни заря обхожу квартиры вашего дома и беспокою честной народ. Можно было бы, конечно, дождаться собрания жильцов, но у нас ведь как: где трое соберутся, там толку нет.

— Что-то я про собрание не слыхал...

— Ну как же! Внизу объявление висит: общее собрание членов жилищного кооператива «Вымпел», явка обязательна, начало в десять часов утра.

— Гм... — промычал Пыжиков и потрогал новоявленную шишечку на носу.

— Ну так вот: хожу, беспокою честной народ. Видите ли, какое дело — свидетелей я ищу. Свидетелей правонарушения, которое имело место четвертого января. Кстати, где вы были четвертого января?

— А какой это был день недели?

— Понедельник.

— По понедельникам я служу.

— Стало быть, в понедельник, четвертого января, как вам, наверное, известно, было совершено нападение на гражданку Попову, которая проживает в вашем доме, подъезд первый, квартира шесть.

— В первый раз слышу, — напуганно сказал Пыжиков, так как ему подумалось, что младший лейтенант именно его подозревает в нападении на гражданку Попову, но из профессиональных соображений манерничает и хитрит. Впрочем, он действительно слышал об этом происшествии в первый раз.

— Ну как же! В понедельник, четвертого января неподалеку от вашей детской площадки на гражданку Попову было совершено нападение, как говорится, средь бела дня. Неизвестный преступник сорвал с гражданки Поповой шубу, беличью, пятьдесят второго размера, и покусал потерпевшую в голову и в плечо.

— То есть как это — покусал? — справился Пыжиков в таком глубоком недоумении, как если бы милиционер изъяснялся на никому не известном, экзотическом языке.

— Обыкновенно, как собаки кусают, — ответил милиционер. — Только это еще полбеды. Настоящая беда в том, что после гражданка Попова скончалась во Второй городской больнице в результате отравления сильным ядом. То ли у этого мужика откуда-то взялись ядовитые железы, как у змеи, то ли он до того допился, что уже вырабатывал отравленную слюну.

— А с чего вы взяли, что это был мужик? — справился Пыжиков, внутренне холодея. — А, положим, не женщина, не сбесившаяся овчарка, не какой-нибудь леопард?

— Леопард с бабы шубу снимать не будет. А потом, на теле остались соответственные следы.

Пыжикову было нехорошо. Он припомнил давешний разговор с Витей Расческиным насчет сумасшедшего, который предрекал светопреставление, сидючи в нервном отделении 2-й городской больницы, и при этом напирал на то, что накануне в городе объявится монстр, который будет нападать на людей среди бела дня, — и ему стало сильно нехорошо. Все складывалось одно к одному: чужое лицо с утра, смертельно кусающийся мужик, муха среди зимы, которая все еще ползала по милицейской фуражке, и вот, вот все никак не рассветало, хотя по времени вроде бы уже пора было бы рассвести...

— А который теперь час? — спросил Пыжиков, глядя в черное кухонное окно.

— Хрен его знает, — ответил милиционер. — Я свои часы еще в прошлый вторник отнес в ремонт.

— Все-таки это странно: такое из ряду вон выходящее происшествие, а я про него даже и не слыхал...

— Самое странное не это, самое странное то, что непонятно: зачем этот придурок бабу до смерти покусал?! То есть не ясны мотивы преступления, хоть ты что! Если бы он взял ее шубу или забрал авоську с продуктами, тогда понятно, а так понять ничего нельзя! Вот на прошлой неделе убили пацаны одного пожарного с Химзавода: увидели, что ему в ларьке дали двадцать рублей сдачи, проследили до подъезда и забили насмерть обыкновеннейшим молотком. Это понятно, все-таки двадцать рублей — мотив. Но зачем женщину кусать просто так, из любви к искусству, — это понять нельзя!

Пыжиков нервным голосом произнес:

— Есть много, друг Горацио, на свете, что и не снилось нашим мудрецам...

— Это вы к чему?

— Да, собственно, ни к чему.

— Ну так вот: никто мне слова путного не сказал, хотя я с утра пораньше уже квартир двадцать обошел, беспокоя честной народ. Делать нечего, пойду в квартиру напротив — кто у нас там живет?

— Маня Холодкова.

— Еще, поди, дрыхнет дама без задних ног?..

— Да что вы! У нее такая несусветная жизнь, что я не уверен, спит ли она вообще!