Бог в поисках человека

Для богословия из такого понимания возникает некое фундаментальное затруднение, которое может быть разрешено только за счет подчеркивания роли Церкви как активно действующего начала. Апостольские предания, которые в своей сердцевине сохраняют устные предания Христа, не могут быть удостоверены в отношении содержащейся в них истины посредством достигнутого консенсуса. Более того уже древняя Церковь демонстрирует, что в ней с самого начала[820] были востребованы судейские решения, а именно те, что принимались силою Духа, о Котором Церковь в своем сознании веры свидетельствует как о присутствующем в слове Божием. М. Кано дословно пишет следующее: «Церковь старше Писания, поэтому вера и религия могут иметь место и без него. […] Закон Евангелия есть закон Духа, а не закон буквы, и он с самого начала никоим образом {287} не препоручен букве, но посеян в человеческой душе»[821]. Церковь, хранящая апостольскую традицию, несет на себе отпечаток того знания о том, что она есть народ Божий в его иерархическом членении. И Церковь в целом есть то, что служит носителем предания. Она – конкретна в своих делах, а именно – в задающей норму и обладающей авторитетом деятельности церковного учительства, каковое и служит преданию веры в Церкви в целом. Когда М. Кано называет в числе loci theologici «Кафолическую Церковь», он напоминает о том, что истина веры обеспечивается ее укорененностью в кафолическом характере исповедания веры. – Решениям соборов только тогда присуща безошибочная достоверность в отношении веры, когда они подчинены учительскому служению папы, чья «безошибочность» у М. Кано не вызывает сомнений. Рядом с «римской Церковью» он ставит «отцов Церкви», чей авторитет он непосредственно подчиняет истории веры. То, чему они учат в согласии, не знает ошибок. И это же верно относительно единодушных суждений богословов. Тем не менее, доводам тех и других он «приписывает не одинаковое значение. поскольку свидетельству отцов помимо universitas придает особую значимость еще и antiquitas. В любом случае, Церковь в своем иерархическом учительском служении связана с единодушным суждением богословов»[822]. Отмечая большое значение университетского богословия в высоком Средневековье и в последующий период, он явно подчеркивает, что вера не может быть противопоставлена знанию, но его требует, поскольку здесь речь идет об истинах, в которых проступает «Божья истина». Богословие требует не только различать форму и содержание в отношении regula fidei,но, кроме того, оно перепроверяет, сохраняется ли в данной форме вероисповедания нерушимая связь с первоначально-кафолически зафиксированным содержанием. Кроме того, богословие должно критически задаваться вопросом о том, остается ли данный облик Credo в актуальном [культурном] поле все еще верным, как это заповедано, унаследованной форме, которая сама по себе есть некая нормативная величина. Поэтому богословие представляет собой не просто критику традиции, оно служит носителем традиции и традиция всегда в нем востребована. Всеобъемлющий процесс предания черпает свое содержание из этих loci theologici, «из которых каждое на свой особый манер может служить основанием как высочайшей степени достоверности, именуемой, непогрешительностью, так и более низких ее ступеней. При этом, ни одно из этих богословских мест не может рассматриваться как изолированное или монополизирующее остальные»[823].

бб) Традиция как тема философской и богословской мысли в Новое время

Именно со времен Реформации и Просвещения тема традиции заняла существенное место в богословии и Церкви – здесь с опорой, прежде всего, на решения Тридентского собора, – но не в меньшей мере – в философии, в возникающих естественных науках, поэзии и не в последнюю очередь – в политических преобразованиях[824].