Бог в поисках человека

Бросается в глаза, что М. Червини, очевидно, еще не понимает Писание как единство Ветхого и Нового Завета. Он видит событие явления Христа как бы «посредине» между Ветхим Заветом и Церковью, поскольку это событие как Благая Весть, согласно пониманию ап. Павла и ранней Церкви, не может быть «писанием» в собственном смысле. Как Евангелие событие Христа не может быть сведено к некоторому писаному слову. Поэтому М. Червини говорит не о вербальной, но о реальной традиции, о превышении действительностью слова, о ней свидетельствующего»[799], что немедленно становится понятным в связи с действием Духа, о котором говорит Новый Завет.

бб) Вклад тогдашнего богословия

Борьба за «кафолическое» понимание traditio et traditiones уже на этапе подготовки собора во время совещаний привела к живейшим дискуссиям[800]. Поэтому заключительный Декрет неизбежно был сформулирован как текст компромисса. Тем не менее богословская расстановка акцентов, связанная с предварительными разработками легата Червини, не исчезла полностью из соответствующих высказываний собора. Это обстоятельство – верный знак того, что Червини не просто представлял как бы «частную» точку зрения, но был способен строить аргументы, исходя из широкого богословского консенсуса того времени. «Богословы XIV и XV веков различали – практически единодушно – три категории норм: Св. Писание (и все, что с необходимостью из {281} него вытекает), не содержащиеся в Писании апостольские предания и, наконец, церковные определения, которые также можно было бы называть церковной традицией или традициями Церкви»[801]. Хотя авторитет соборов и отцов Церкви оценивался исходя из Писания «и рассматривается с точки зрения некоего широкого понятия “инспирации” как продолжение Св. Писания»[802], а поэтому считается задающим норму, все же нет ничего удивительного в том, что канонисты без всякого противоречия полагали, что «папские декреты имеют равные права с Писанием»[803]. Несмотря на очевидные факты злоупотребления, которые реформаторы приводили с целью утвердить слово Божие в абстрактном смысле в качестве единственной нормы веры, отцы собора сочли необходимым зафиксировать значимость традиции в ее историческом измерении – не пытаясь, конечно, при этом целиком отрицать ее зависимость от действия Духа.