Бог войны

Аннет. Рамки у вас, знаете…

Вероника. Что?

Аннет. Видимость одна!

Ален. Тотош, мне действительно пора.

Аннет. Иди, иди. Трус.

Ален. Аннет, у меня клиент исключительной важности. А если эта разборка из-за пустяка затянется…

Вероника. Разборка из-за пустяка? Мой сын лишился двух зубов! Резцов!

Ален. Да, да, мы все это усвоили…

Вероника. Одного из них — навсегда…

Ален. Мы ему вставим! У него будет самый лучший в мире резец! Это же зубы, а не барабанные перепонки, в конце концов!

Аннет. Мы с самого начала пошли по неверному пути. Мы не учли первопричину.

Вероника. Здесь нет никакой первопричины. Одиннадцатилетний мальчик ударил товарища палкой, вот и все.

Ален. Вооруженный палкой.

Вероника. Мы заменили это слово.

Ален. Вы заменили, потому что мы настояли.

Вероника. Мы и не возражали.

Ален. Слово, специально употребляемое, чтобы подчеркнуть вину, чтобы дезавуировать такое смягчающее обстоятельство, как возраст…

Вероника. Я не думаю, что в таком тоне можно до чего-нибудь договориться.

Ален. Мы с вами с первого взгляда поняли, что нам не договориться.

Вероника. Нет ничего отвратительней, когда тебя ругают за признанную тобой же ошибку. Слово «вооруженный» не годилось, мы сами это признали и убрали его. Хотя если вы рассмотрите это слово в его истинном значении, то поймете, что оно вполне на месте.

Аннет. Фердинанда оскорбили, и он ответил. Если на тебя нападают, ты обязан защищаться. Особенно если против тебя целая банда.

Мишель. Однако рвота придала вам сил.

Аннет. Вы хоть сами понимаете, какую гнусность сказали?

Мишель. Мы нормальные доброжелательные люди, все четверо. Почему мы позволяем этим оскорблениям, этим выпадам, этим, я не знаю, придиркам… настолько вывести нас из себя?

Вероника. Мишель, хватит! Хватит расшаркиваться. Если вся наша сдержанность только на поверхности, так уж давай соответствовать!

Мишель. Ну, нет. Я не позволю себе унизиться до этого.

Вероника. До чего?!

Мишель. До мерзкой свары, в которую нас втянули два малолетних стервеца! Уф, неужели я это сказал, наконец.

Ален. Похоже, Рони думает иначе.

Вероника. Вероника!

Ален. Тысяча извинений.

Вероника. Значит, теперь Брюно — малолетний стервец? Отлично! Приехали!

Ален. Ладно, мне пора.

Аннет. Мне тоже.

Вероника. Да, ступайте. С меня хватит, я сдаюсь.

Звонит домашний телефон.

Мишель. Алло! Мама? Да, мы тут с друзьями, но ты мне расскажи… Да, конечно, делай все, как они говорят… Они тебе прописали антрил?! Секунду, мама, секундочку, подожди, не вешай трубку… (Алену). Эта ваша фигня — она называется антрил? Ее принимает моя мать!

Ален. Ее принимают тысячи людей.

Мишель(в телефон). Брось ее пить немедленно! Слышишь, мама? Прямо вот сейчас же! Не спорь, я потом все объясню. Скажешь доктору, что я запретил. Господи, какие светящиеся, почему светящиеся?! Чтобы было видно? Бред какой-то. Ладно, потом. Целую, мам. Я перезвоню.(Вешает трубку). Они ей впарили светящиеся костыли, чтобы не сбила машина. Как будто человек в ее состоянии будет ночами разгуливать по середине дороги. И они прописали ей антрил.

Ален. Если она его принимает и у нее все в порядке, я хотел бы ее пригласить свидетелем. Кстати, я был в кашне? А, вот оно…

Мишель. Я этого цинизма не понимаю. Если у моей матери будет хоть крошечное ухудшение, я тебя засужу.

Ален. Прибери свое жу-жу..

Вероника. Вести себя по-человечески — себе дороже. Честность, порядочность — пустые слова. В наше время честность — это слабость, которая оборачивается против тебя же…

Ален. Пошли, Аннет, хватит на сегодня нотаций и церемоний.

Мишель. Давайте, давайте. Кстати, у вашего Фердинанда есть серьезные смягчающие обстоятельства — в лице вас двоих. От осины не родятся апельсины…

Аннет. Знаете ли, выслушивать это от убийцы хомяка…

Мишель. Убийцы?!

Аннет. Да!

Мишель. Я убийца хомяка?!

Аннет. Да! Вы тут пытаетесь нас стыдить, но все ваши нравственные императивы превратились в кусок дерьма после убийства хомяка!

Мишель. Я убил хомяка?! Когда это я убил хомяка?

Аннет. Вы сделали хуже. Вы бросили его, дрожащего от ужаса, во враждебной среде. И несчастный был обречен, его сожрала собака или крыса!

Вероника. Точно…

Мишель. Что точно?!

Вероника. Точно! Его сожрали. Что нет? Ясно же, что именно так и вышло.

Мишель. Да я думал, что он будет рад, его же освободили! Я думал, он так и побежит по тротуару, прыгая от счастья!

Вероника. Видишь, а он не побежал.

Аннет. А вы его бросили.

Мишель. Я не могу к ним прикасаться! Господи помилуй, Рони, ты же знаешь, я не могу трогать этих тварей!

Вероника. У него фобия насчет грызунов.