Бог Войны

— Король хотел тебя удивить.

Он с непроницаемым выражением лица смотрел на меня серьезными, умными глазами.

— В смысле, шокировать?

— Я хотел сказать, что он молится за примирение. Как и мы все. Твой сын — достойный человек, господин.

— Он мне не сын.

От гнева и сожалений я насупился. Пусть Этельстан радушно приветствовал меня, но я чуял ловушку. Убить Колфинна было легко, но этот доброжелательный прием в заново отстроенном зале наполнял меня страхом.

— Принц Эдмунд подает надежды! — с энтузиазмом сказал Этельстан. — Он стал хорошим воином, лорд Утред. Он хотел отправиться с нами на север, но я оставил его командовать в Винтанкестере.

Я хмыкнул в ответ и уставился на залитый сиянием свечей зал, а люди смотрели на меня. Многих я знал, но для молодых я был незнакомцем, пережитком, именем из прошлого. Они слышали обо мне, слышали истории об убитых воинах и разгромленных армиях, видели браслеты на моих руках, боевые шрамы на щеках, но замечали и седую бороду, и глубокие морщины на лице. Я был прошлым, а они — будущим. Я больше ничего не значил.

Этельстан оглядел закрытые ставнями окна.

— По-моему, вот-вот выглянет солнце, — сказал он. — Я надеялся немного прокатиться. Ты поедешь со мной, лорд Утред?

— Я уже проехался с утра, мой король, — нелюбезно ответил я.

— В такой-то дождь?

— Я должен был кое-кого убить.

Он просто посмотрел на меня глубоко посаженными глазами на узком лице. Враги дразнили его «красавчиком», но они мертвы, а красавчик перерос свой мальчишеский вид и стал красивым, но суровым мужчиной, даже грозным.

— Теперь он мертв, — закончил я.

Я увидел тень улыбки. Он понял, что я провоцирую его, но отказался оскорбляться на грубость манер. Может, он и запретил людям ссориться, приказал не носить оружия, но я только что признался в убийстве, а он и бровью не повел.

— Поедем и возьмем с собой ястребов, — твердо сказал он и хлопнул в ладоши, призывая всех ко вниманию. — Солнце взошло! Не поохотиться ли нам? — Этельстан отодвинул свое кресло, вынуждая всех тоже встать.

Мы поехали на охоту.

* * *

Ни епископ Ода, ни епископ Освальд с нами не поехали, хоть какое-то облегчение. Ода сказал, что Этельстан желает примириться, и я боялся, что меня насильно оставят на весь день в обществе сына, но вместо этого Этельстан уехал со мной, предоставив остальным тащиться позади. Нас сопровождал десяток мрачных воинов в алых плащах, кольчугах и с длинными копьями, верхом на крупных жеребцах.

— Боишься врагов? — спросил я Этельстана, когда мы выехали из монастыря.

— Я никого не боюсь, — весело отозвался он, — потому что меня хорошо охраняют.

— Как и меня, вот только вчера вечером меня пытался убить лучник.

— Да, я слышал! Думаешь, кто-то может попытаться убить и меня?

— Возможно.

— Думаешь, это был человек Хивела?

А значит, ему известно, что вчера вечером я был в шатре Хивела.

— Валлийцы стреляют из больших охотничьих луков, — сказал я, — но Хивел клянется, что это был не его человек.

— Уверен, так и есть! Хивел не ссорился с тобой и заключил мир со мной. Я ему доверяю. — Этельстан улыбнулся. — Ты когда-нибудь пробовал натянуть длинный охотничий лук? Я однажды попытался. Господь милосердный, ну и силища нужна! Я натянул тетиву до предела, но у меня дрожали руки от натуги. — Он повернулся к Элдреду, ехавшему слева. — Ты когда-нибудь стрелял из такого лука, лорд Элдред?

— Нет, мой король, — ответил Элдред.

Он не был рад моему обществу и не смотрел на меня.

— Надо попробовать! — бодро заявил Этельстан. Он не снял клобук с ястреба, крутившего головой, пока мы разговаривали. — Это самец, — сказал Этельстан, поднимая запястье, чтобы показать мне ястреба. — Лорд Элдред предпочитает самок. Они, конечно, крупнее, но клянусь, он хоть и мелкий, но куда более злобный.

— Они все злобные.

У меня не было птицы. Я люблю охотиться с рогатиной, но мой сын, мой второй сын, любил ястребиную охоту. Я оставил его командовать гарнизоном Беббанбурга и надеялся, что ни одна злобная сволочь не пытается отобрать у меня крепость, пока я на другом конце Нортумбрии.

Мы вернулись в лагерь, Этельстан подвел коня к большому кругу камней, где стоял его шатер, и указал на огромный валун, одиноко стоявший у входа.

— Никто не может объяснить, зачем нужны эти камни, — сказал он.

— Их поставили тут древние, — сказал я.

— Да, но зачем?

— Потому что не придумали ничего получше, мой король, — вставил Элдред.

Этельстан слегка нахмурился, глядя на камень. Нас увидели, и кто-то пошел к нашим лошадям, но стража отогнала его.

— Их так много, — сказал Этельстан, продолжая говорить о камнях, — по всему королевству. Огромные круги из камней, и мы не знаем, зачем их поставили.

— Языческие суеверия, — отмахнулся Элдред.

— Твой сын, — Этельстан обращался ко мне и говорил о моем старшем сыне, — заставляет нас сносить каменные круги.

— Почему?

— Потому что они языческие, конечно же!

— Эти боги мертвы, — кивнул я на камни, — они нас не потревожат.