Бог Войны

Я повёл своих людей на запад, постоянно держась вне поля зрения Гутфрита. Когда я видел его в последний раз, он был где-то в полумиле от поворота дороги. Они ехали страшно медленно, а мы быстро, на свежих конях. Мы спустились по склону холма, пересекли сосновый лесок, перешли через ручей и достигли дороги, где построились в две шеренги, чтобы беглецы сразу видели два ряда одетых в кольчуги всадников с ярко выкрашенными щитами и сверкающими на солнце наконечниками копий. Мы ждали.

Мне совсем не нравился Гутфрит, а ему не нравился я. Он три года пытался заставить меня принести ему клятву верности, я три года отказывался. Дважды он посылал в Беббанбург своих воинов, дважды я закрывал ворота Черепа, вынуждая копейщиков Гутфрита атаковать крепость. Оба раза они уезжали ни с чем.

А теперь, в этот зной, его копейщики снова в моих владениях, только на сей раз их ведёт сам Гутфрит, и Гутфрит наверняка зол. Он считает, что у него отняли королевство, и спустя мгновение увидит моих людей, волчьи головы у них на щитах. Он поймёт, что нас меньше. Пусть епископ Ода благочестиво надеется обойтись без драки, вот только загнанный в угол Гутфрит — всё равно что хорёк в мешке, злобный и обезумевший.

И у него заложники.

Не только женщины, хотя их тоже придется спасать, но хитрый Гутфрит захватил и архиепископа Хротверда из собора в Эофервике.

— Прямо во время мессы! — в ужасе поведал мне Ода. — Во время мессы! Вооруженные люди в соборе!

Я задумался, посмеет ли Гутфрит причинить вред архиепископу. Такой поступок сделает его врагом всех христианских правителей в Британии, но, возможно, Константин придержит свой гнев и вернет Гутфрита на трон Нортумбрии. Мертвый архиепископ — совсем небольшая плата за расширение Шотландии.

И тут они появились. Первые всадники повернули в нашу сторону, увидели нас, остановились, и постепенно к ним присоединились все остальные воины.

— Мы пойдем к ним, — сказал Ода.

— Нет, — сказал я.

— Но...

— Хочешь побоища? — рявкнул я.

— Но... — снова попробовал возразить епископ.

— Пойду я, — сгоряча буркнул я.

— Ты...

— Я пойду один.

Я отдал щит Алдвину и соскочил с седла.

— Я должен пойти с тобой, — сказал Ода.

— Чтобы у него в заложниках стало два священника? Епископ и архиепископ? Вот он обрадуется.

Ода посмотрел на людей Гутфрита, медленно выстраивавшихся так, чтобы охватить нас с флангов. Не меньше десятка были пешими, их лошади слишком ослабели. Все надевали шлемы и примеряли к руке щиты с длиннозубым кабаном Гутфрита.

— Попроси его поговорить со мной, — сказал Ода. — Пообещай, что с ним ничего не случится.

Я ничего не ответил и посмотрел на Финана.

— Попробую встретиться с Гутфритом на полпути, — сказал я ему. — Если он возьмет с собой людей, пришли мне столько же.

— Я сам пойду, — ухмыльнулся Финан.

— Нет, ты останешься здесь. Ты поймешь, когда настанет время, и тут уж не задерживайся.

Он понимающе кивнул. Мы с Финаном столько лет сражались вместе, что мне редко приходилось объяснять свои планы. Он ухмыльнулся:

— Примчусь как ветер.

— Лорд Утред... — начал Ода.

— Я очень постараюсь оставить Гутфрита в живых, — перебил его я, — и заложников тоже.

Я был не слишком уверен в успехе, но точно знал, что, если мы все поскачем вперед, почти наверняка будет бой или к горлам заложников приставят клинки. Гутфрит глуп, но горд, и я знал, что он ответит отказом на требование освободить заложников и покорно вернуться в Эофервик. Он должен отказаться, иначе потеряет лицо перед своими воинами.

А это были норвежцы, гордые норвежцы, считавшие себя самыми устрашающими воинами в мире. Они превышали нас числом и видели возможность резни и добычи. Многие были молоды, жаждали славы, желали украсить руки серебряными и золотыми браслетами, хотели, чтобы их имя произносили с ужасом. Они хотели убить меня, забрать мои браслеты, мое оружие и землю.

И потому я пошел к ним один, остановился чуть дальше, чем на полпути между моими людьми и усталыми воинами Гутфрита, до которых теперь оставался один полет стрелы. Я подождал, и когда Гутфрит не пошевелился, сел на упавший римский межевой знак, стащил шлем и понаблюдал за овцами на дальнем холме, а затем полюбовался ястребом, балансирующим на ветру. Птица просто кружила, и я не увидел в этом никакого послания богов.

Я пошел один, потому что хотел, чтобы Гутфрит был один, самое большее с двумя-тремя сопровождающими. Я был уверен, что он готов к сражению, но он знал, что его люди устали, а лошади выдохлись. Даже такой глупец, как Гутфрит, воспользуется шансом избежать битвы, если может выиграть столкновение, не жертвуя десятком своих воинов. Кроме того, у него были заложники, и он, несомненно, рассчитывал использовать их, чтобы вынудить меня униженно отступить.

Но Гутфрит не шевелился. Он был озадачен. Он видел, что я один и не боюсь его, но бесхитростный человек не становится королем, и потому он задавался вопросом, где таится ловушка. Я решил позволить ему поверить, что ее нет, встал, пнул какой-то вросший в землю камень, пожал плечами и зашагал обратно.