Бог войны и любви

Он не договорил, припав к губам Анжель, и та едва не потеряла сознание от неистового влечения к этому человеку. Какие-то синие звезды кружились перед ее глазами, она слышала плеск волн, ее опаляло солнце, где-то заливались жаркими трелями кузнечики, а ноздри трепетали от запаха цветущей смородины. Эти призрачные ощущения делались с каждым мгновением все острее, все отчетливее, теперь Анжель уже не сомневалась, что когда-то испытала их наяву, и князь молодой был связан с ними неразрывно. «Неужели вправду мы знали друг друга прежде?» — проплыла трезвая мысль, но тут же растворилась в шквале страсти, нахлынувшей на Анжель. Сквозь складки тяжелых юбок она ощущала его восставшую, желающую ворваться в нее плоть, руки его безумствовали, метались, терзали ее грудь…

— Господи помилуй! — Чей-то внезапный крик нарушил очарование, и князь выпустил Анжель так внезапно, что она рухнула в кресло, оказавшееся весьма кстати рядом, не то упала бы прямо на пол!

— Беда на пороге, а они?! — возопил голосом Матрены Тимофеевны ворох шуб и платков, чудилось, сам вбежавший в комнату, а потом ворох сей был брошен на Анжель, и она увидела князеву мамку, которая принялась одевать молодую женщину с неимоверной быстротой, яростно ворча: — Охальник! Потаскун! Гуляка разборный! Чего стал, как твой хрен? А ну, одевайся, не медли!

Анжель безвольно, будто кукла, подчинялась ее сильным рукам, а князь, усмехнувшись:

— Проворному недолго снаряжаться! — накинул на себя бекешу и, быстро склонившись над женщинами, сгреб их обеих двумя руками, крепко прижал к себе, осыпал быстрыми, жаркими поцелуями: — Вы — все, что мне в жизни дорого. Сбереги ее, мамушка, и себя сбереги, что бы ни было. Знаю, многого вдруг сделать нельзя, и время наше таково, что добрым людям остается только одно правило: не угашайте духа! Ежели Бог не совсем еще нас оставил, может быть, эта мрачная туча пронесется мимо, прощайте — и храни вас Бог!

Еще раз крепко поцеловав Анжель и Матрену Тимофеевну, он кинулся к двери… но тотчас отошел медленными, тяжелыми шагами на середину комнаты. Прямо в грудь ему упирался штык, примкнутый к ружью, которое крепко сжимал в руках французский солдат. Глаза незваного гости горели таким торжеством, и был он так упоен удачею, что даже не заметил двух женщин, сжавшихся в углу, а тем более не заметил, как Матрена Тимофеевна, прижав к себе Анжель, бесшумно скользнула в щель между двумя тяжелыми бархатными шторами. Женщины оказались в пыльном, синем полумраке.

* * *

— Бежим! — шепотом приказала Матрена Тимофеевна и, прошмыгнув в какую-то дверь, понеслась по длинному коридору. Анжель послушно бежала следом, недоумевая — почему верная мамка оставила своего князя на произвол судьбы, а не кинулась ему на подмогу, впрочем, что ж тут удивительного? Приказ был дан: спасаться, а Матрена Тимофеевна, при всей ее воркотне, не из тех, кто выходит из барской воли. Но сколько же можно бежать? Не иначе, этот бесконечный коридор опоясывает весь дом! Не по кругу ли они бегут? Анжель стало невыносимо жарко в лисьей шубе и пуховом платке, и в этот миг Матрена Тимофеевна остановилась и, осторожно приотворив какую-то дверь, заглянула в комнату.

— Никого! — шепнула она с облегчением, и женщины, крадучись, вошли, как поняла Анжель, в барскую библиотеку, ибо все стены были уставлены тяжелыми шкафами с книгами, да и кругом лежали раскрытые книги, и сердце Анжель вдруг сжалось от тоски: как давно она не держала в руках книг, даже не вспоминала о них, а ведь, по всей видимости, они занимали немалое место в той, забытой ее жизни! У нее даже в пальцах закололо от желания подержать хоть одну книгу, и она не удержалась — схватила маленький, переплетенный в сафьян томик, прочла:

Река времен в своем теченьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей!

[57]

Не успев даже посмотреть имени автора столь замечательных строк, с сожалением опустила маленький томик на стол. Матрена Тимофеевна ничего не заметила: она пыталась отворить окно, через которое, как видно, хотела бежать, но вдруг ахнула и отпрянула за портьеру, знаком велев Анжель сделать то же самое.

Вытянув шею, Анжель все-таки ухитрилась глянуть в окошко… Да, бежать уже было поздно: французы окружили дом.

Теперь оставалось только смотреть, как схватились солдаты с десятком, не более, крестьян, составлявших, очевидно, всю немногочисленную прислугу и защиту охотничьего домика и вооруженных кто чем.