Вдруг дверь распахнулась, и со мной, нос к носу, оказалась изумленная физиономия какого-то пассажира. А из-за его плеча выглядывала другая, усатая, несомненно, очень довольная. И принадлежала она человеку в форменной каскетке цвета морской волны.
27
Нахмурив брови, Катрин чуть подалась вперед:
— Мне бы хотелось поговорить о том, как ты отучил Алана от курения.
Ив Дюбре откинулся на спинку глубокого кресла тикового дерева и с легкой улыбкой принялся покачивать стакан с бурбоном, где плавали кусочки льда. Он обожал возвращаться к своим опытам и комментировать их.
— Ты заставлял его курить все больше и больше, после того как он почувствовал отвращение к сигаретам?
— Вовсе нет, — отозвался он с удовлетворением человека, чьи приемы настолько гениальны, что их не в силах разгадать даже профессионалы.
— Ты менял вкус табака?
Он выдержал паузу, вместе с глотком бурбона наслаждаясь вниманием, с которым Катрин дожидалась ответа.
День выдался на редкость жаркий, и вечер сулил мягкую свежесть, которой они теперь беззаботно наслаждались, уютно расположившись в саду. Перед ними стояло блюдо с птифурами, один аппетитнее другого.
— Помнишь, Алан говорил нам, что для него большое значение имеет свобода. В глубине души он давно хотел бросить курить, но его удерживало то, что с сигаретой он связывал личную свободу. Все его так уговаривали бросить, что он не ощущал за собой свободы выбора. Ему казалось, что если он расстанется с дурной привычкой, то подчинится чужой воле.
— Ну да, его можно понять.
Катрин сосредоточенно его слушала, не отвлекаясь на сласти, стоявшие перед ней.
— Тогда я поменял ход событий: я сделал так, что для него курение сделалось фактором, навязанным извне. И свобода оказалась совсем в другом… Теперь жажду свободы он мог удовлетворить, только бросив курить.
Катрин ничего не сказала, но взгляд ее из внимательного стал восхищенным.
28
Когда инспектор Птижан был мальчишкой, ему нравилось по выходным и на каникулах следить на велосипеде за прохожими на улицах парижского пригорода Бур-ла-Рен. Все свои наблюдения он заносил в сброшюрованный спиралью синий блокнот, с которым никогда не расставался. Одни прохожие направлялись на вокзал. Он замечал время и сквозь решетку, загораживавшую пути, следил, сядут они в ближайший поезд или нет. А вдруг они повернут обратно, путая следы, а потом убьют соседа? Ведь это прекрасное алиби: тебя видели на вокзале как раз перед самым преступлением… Другие возвращались домой, и он задавал себе вопрос, с чего это они туда рвутся, когда на улице так хорошо? У них явно есть какие-то тайные мотивы. И он эти мотивы разгадывал. Так, так… Дама в широкой синей юбке, он ее видел на прошлой неделе. Посмотрим… Он листал свой блокнот и непременно находил информацию. Так она ходила в аптеку? Надо же! А зачем она вернулась туда сегодня? Два раза за несколько дней появиться в одном и том же месте — это подозрительно. А что, если она подыскивает какое-нибудь опасное лекарство, чтобы избавиться от мужа? Ну конечно, это же очевидно! Надо быть бдительным…
Когда же через несколько лет он провалил экзамен на юридический факультет, его постигло большое разочарование. Стремительная карьера в полиции, о которой он всегда мечтал, не состоялась. Но он был не из тех, кто отрекается от мечты своего детства. Ему не удалось войти через парадную дверь? Ну что ж, тем хуже! Он постигнет основы, а потом начнет подъем по лестнице успеха.
В полицию он поступил в качестве инспектора и был прикомандирован к Лионскому вокзалу в службу отлова безбилетников. Когда он в первый раз надел форму, он ощутил, что облечен великой миссией, словно забота о безопасности всей Франции легла на его плечи.
Когда же до него дошло, что роль его абсолютно бесполезна, он не позволил себе разочароваться: все это явление временное, не надо сдаваться! Правда, мрачность окружения вкупе с обветшалостью места к хорошему настроению не располагали. Но он продолжал верить в удачу: его час придет!
Полицейский пост находился в нижнем этаже вокзального здания. Ни окон, ни выходов на улицу там не наблюдалось. Комнату тускло освещали несколько неоновых трубок за пожелтевшими пластиковыми плафонами, такими же ветхими, как унылая металлическая мебель середины прошлого века и как стены, которых будто вовсе не касалась краска. Прочно устоявшийся запах плесени только время от времени уступал место вони, доносившейся из соседних туалетов.
Но самым тяжелым моментом были его отношения с шефом, человеком на пороге пенсии, которого сломала система. Его отличало полное отсутствие мотивации, а единственной радостью было наорать на подчиненных и раздать указания, совершенно не задумываясь о том, как те будут их выполнять. Больше его ничто не интересовало, разве что порнографические журналы да бланки для участия в лотерее, которые он заполнял у себя в кабинете. В падавшем на них тусклом свете они выглядели такими же старыми, как мебель.