Бог жесток

На женщине — черное атласное кимоно: зеленые драконы распахнули огнедышащие пасти, в языках пламени гибнут несчастные грешники, ведьмы и кровавые шабаши — все силы зла воплотились в жутко причудливых рисунках. Убийца расположилась на ковре посреди палаты и была занята самым мирным делом — она раскладывала пасьянс.

— Привет, сыщик, — произнесла Госпожа, ничуть не удивившись. — Ты и сюда нашел лазейку? А что за красавчика притащил с собой? Жаль, угостить мне вас нечем. Здесь сухой закон и монастырские порядки.

Ее пальцы теребили последнюю карту, но вдруг женщина швырнула ее в сторону, разметала по ковру практически разложенный пасьянс, зацепила нас бесноватым взглядом.

— В этом дерьмовом городе абсолютно все куплены. Чиновники, мэрия, менты — сплошная мафия, — торопливо, взахлеб заговорила Светлана. — Олежке нравилось их покупать, это тешило его тщеславие, а мне противно. Но я все равно покупаю их пачками, чтобы еще больше унизить. Неплохо я устроилась, не так ли? Какому убийце снились еще такие хоромы? Стоит позвонить, и прибегут шестерки. Массаж, горячая ванна, кушать подано… И насчет выпивки я соврала, захочу, устрою грандиозную попойку или закажу мужичка из стриптиз-бара. А ты, сыщик, только косишь под неподкупного или уже давно и нашим и вашим? Что ты выбалтывал обо мне Олежке?

— Что бы я ни ответил, ты все равно не поверишь, — сказал я.

— Опять юлишь, — зло рассмеялась она. — Разумеется, сейчас смешать его имя с грязью не так и хлопотно. Или ты настолько благороден, что о мертвых или только хорошо, или ничего?

— Брось кипятиться. — Я расположился рядом с женщиной и, превозмогая невольную дрожь, потрепал ее за мочку уха, зарылся рукой в густые, сверкающие антрацитом волосы.

Шаг к сближению был неожиданный и рискованный. Вроде и не мужеубийца находилась рядом со мной, а маленькая несчастная девочка. Она может прильнуть ко мне точно кошка, тихонько поплакать, но Светлана остается верна себе — независимая, неуступчивая, гордая красавица, продолжающая ненавидеть даже мертвеца.

— Последними его словами было, что он тебя любит и просит не судить строго, — сам не знаю почему, сказал я.

— Как трогательно, я сейчас разрыдаюсь, — саркастически отозвалась Госпожа, отстраняясь от меня. — Чего-чего, а уж любви ему было не занимать. Ты представить себе не можешь, как я натерпелась из-за этого прекрасного чувства. Хочешь расскажу?

— Не будем терять время. На иглу подсадил тебя муж?

— Какой догадливый! Олежка рассчитал неплохо. Если не раба любви, то хотя бы раба этой белой гадости, которую подкидывает он. Зато я всегда рядом. Прекрасное излечение от супружеской неверности, уродливый суррогат благодарности и любви. Главное, что все довольны или хотя бы делают вид безмерного счастья.

Светлана горько усмехнулась.

— Бо́льшую дрянь, чем я, найти сложно, — вскоре произнесла она. — Но как в таком случае ты назовешь его? Псих, шизофреник, садист? Живя с ним под одной крышей, я постоянно боялась, что он убьет меня и тут же покончит с собой. Несчастный рогатый муженек несколько раз предлагал совместное самоубийство. Однажды открыл газ, но подоспела охрана. Наверное, я что-то недопонимаю, сыщик, скажи, все это — любовь?

— Я не берусь судить твоего мужа, — ответил я. — Но вот Лена Стрелкова его жалела.

— Одуванчик? — Я заметил, что в глазах Светланы блеснули слезы. — Может, она действительно права, и любой, пусть даже самый мерзкий и ничтожный человек заслуживает жалости и прощения? Я всегда прислушивалась к тому, что говорила Одуванчик. И Олежек если к кому-то и относился по-человечески, то только к ней.

— Что связывало их сейчас помимо старой дружбы? — спросил я.

— Я могу только догадываться, — отвечала женщина. — Олежек не верил ни в Бога, ни в черта, а грехов и грязи на нем было выше головы. Тебе может показаться странным, но он мучился. Отсюда и мысли о самоубийстве, и его алкоголизм. Особенно в последнее время. Верующие чешут в церковь замаливать грехи и исповедоваться, авось тогда хоть немного отмоешься. А Олежек ехал к Одуванчику. Использовал ее как сточную яму. Ну, приплачивал ей за тайну исповеди. Я, правда, не думаю, что Одуванчик пользовалась этими деньгами, правильной была и чистой, иначе б и квартиру приличную купила, и машину, и разоделась бы в норки там всякие…

— Следовательно, она могла быть в курсе всех планов твоего мужа? — догадался я.

— Могла, — подтвердила Светлана. — Но не думай, что ее убил Олежек за какие-то выболтанные тайны. Он бы ради нее… Если в нем и было что-то хорошее, то лишь благодаря Одуванчику.

Я и не думал, что Олег Пастушков убил Лену Стрелкову, не давало мне покоя другое.

— А если твой муж рассказал ей что-то об Алине Жемчужной? — решился я.

Обернулся, посмотрел на Сандлера. Адвокат был собран и напряжен. Перевел взгляд на Светлану Пастушкову. Она не могла так хорошо владеть собой: на смуглой шейке забилась жилка, изящные руки нервно заскользили по черному атласу кимоно.

— Мне ничего об этом не известно, — поспешно ответила Госпожа.